.jpg)
Всех, кто не сложил оружие, надо просто убить.
Сегодня ночью мы взяли Долгенькое, бои за это село шли очень долго. Сам населённый пункт хорошо укреплен, а в близлежащих лесах находились крупные силы ВСУ, с артой и ББМ.
Зашли в один из опорников укроскотов, нашли в нем убитую и изнасилованную женщину*. Очень хочу одного, что бы все российские мрази, что топят за хохлов, попали на такой опорник всушников, в качестве дырки для @бли.
Комментарий от Андрей Медведев
Есть такое предание из истории Великой отечественной. Якобы, узнав о зверствах фашистов над Зоей Космодемьянской, Сталин приказал не брать в плен никого из 332-го полка, которым командовал подполковник Рюдерер. Именно солдаты и офицеры этого полка пытали и казнили Зою.
	Был приказ Сталина или нет, доподлинно не известно. Но вот то, что советские солдаты и правда не брали в плен военных из 332 полка, это самый настоящий факт. Советская армия дважды почти полностью уничтожала полк. Его переформировывали, но в итоге в 44-м он прекратил существование.
	Вот что писали во фронтовой газете:
"Несколько месяцев назад 332-й пехотный полк, солдаты и офицеры которого зверски замучили Зою, был отмечен на участке нашего фронта. Узнав, что перед ними стоит полк палача Рюдерера, казнившего Зою Космодемьянскую, бойцы поклялись не оставлять в живых ни одного из вояк этого проклятого полка. В боях под селом Вердино немецкий полк палачей нашей Зои был окончательно разгромлен. Сотни гитлеровских трупов остались в развороченных дзотах и траншеях.
	Когда у пленного унтер-офицера полка спросили, что он знает о казни юной партизанки, тот, дрожа от страха, залепетал:
	- Это сделал не я, это Рюдерер, Рюдерер...
Захваченный на днях другой солдат на допросе заявил, что в 332-м полку от тех, кто был под Москвой, участвовал в казни Зои Космодемьянской, уцелело лишь несколько человек..."
	Итак. Важно знать номер подразделения ВСУ.
	Имя замученной девушки. А дальше все понятно.
*Фото даже не рискнул поставить 18+ по ссылке не для слабонервных Источник
	И такое тоже прощать нельзя:
	 
Константин Симонов
	Если дорог тебе твой дом,
	Где ты русским выкормлен был,
	Под бревенчатым потолком,
	Где ты, в люльке качаясь, плыл;
	Если дороги в доме том
	Тебе стены, печь и углы,
	Дедом, прадедом и отцом
	В нем исхоженные полы;
	Если мил тебе бедный сад
	С майским цветом, с жужжаньем пчёл
	И под липой сто лет назад
	В землю вкопанный дедом стол;
	Если ты не хочешь, чтоб пол
	В твоем доме фашист топтал,
	Чтоб он сел за дедовский стол
	И деревья в саду сломал…
	Если мать тебе дорога —
	Тебя выкормившая грудь,
	Где давно уже нет молока,
	Только можно щекой прильнуть;
	Если вынести нету сил,
	Чтоб фашист, к ней постоем став,
	По щекам морщинистым бил,
	Косы на руку намотав;
	Чтобы те же руки ее,
	Что несли тебя в колыбель,
	Мыли гаду его белье
	И стелили ему постель…
	Если ты отца не забыл,
	Что качал тебя на руках,
	Что хорошим солдатом был
	И пропал в карпатских снегах,
	Что погиб за Волгу, за Дон,
	За отчизны твоей судьбу;
	Если ты не хочешь, чтоб он
	Перевертывался в гробу,
	Чтоб солдатский портрет в крестах
	Взял фашист и на пол сорвал
	И у матери на глазах
	На лицо ему наступал…
	Если ты не хочешь отдать
	Ту, с которой вдвоем ходил,
	Ту, что долго поцеловать
	Ты не смел, — так ее любил, —
	Чтоб фашисты ее живьем
	Взяли силой, зажав в углу,
	И распяли ее втроем,
	Обнаженную, на полу;
	Чтоб досталось трем этим псам
	В стонах, в ненависти, в крови
	Все, что свято берег ты сам
	Всею силой мужской любви…
	Если ты фашисту с ружьем
	Не желаешь навек отдать
	Дом, где жил ты, жену и мать,
	Все, что родиной мы зовем, —
	Знай: никто ее не спасет,
	Если ты ее не спасешь;
	Знай: никто его не убьет,
	Если ты его не убьешь.
	И пока его не убил,
	Ты молчи о своей любви,
	Край, где рос ты, и дом, где жил,
	Своей родиной не зови.
	Пусть фашиста убил твой брат,
	Пусть фашиста убил сосед, —
	Это брат и сосед твой мстят,
	А тебе оправданья нет.
	За чужой спиной не сидят,
	Из чужой винтовки не мстят.
	Раз фашиста убил твой брат, —
	Это он, а не ты солдат.
	Так убей фашиста, чтоб он,
	А не ты на земле лежал,
	Не в твоем дому чтобы стон,
	А в его по мертвым стоял.
	Так хотел он, его вина, —
	Пусть горит его дом, а не твой,
	И пускай не твоя жена,
	А его пусть будет вдовой.
	Пусть исплачется не твоя,
	А его родившая мать,
	Не твоя, а его семья
	Понапрасну пусть будет ждать.
	Так убей же хоть одного!
	Так убей же его скорей!
	Сколько раз увидишь его,
	Столько раз его и убей!