– Чуть не опоздал! Прошу извинить, кого хороним? – к человеку, идущему в траурной процессии за катафалком, подскочил суетливый гражданин в шляпе.
Скорбящий, с квадратным лицом и тонкими злыми губами, окинул подошедшего подозрительными взглядом.
– Российского либерала, – хмуро сказал скорбящий.
– А точнее?
– Российского оппозиционера.
– А ещё точнее?
– Уголовника, экстремиста, иностранного агента.
– Ну, имя-то у него есть?
– А вам какая разница? – насупился скорбящий и, наступив в грязную весеннюю лужу, расстроился ещё больше.
– В самом деле, никакой, – согласился суетливый и мечтательно посмотрел в пасмурное небо. – Я всё равно их по именам не знаю. И что с ним стало?
– Убили.
– Убили? Кто же?
– Известно кто – власти.
– Почему они?
– А кто ещё?
Гражданин в шляпе пожал плечами.
– Будто только власти могут убить. Может быть, он сам. Он же оппозиционер.
Скорбящий грозно посмотрел на гражданина.
– Вы чушь несёте!
– Чем моя версия хуже вашей? – невинно спросил суетливый.
Дальше пошли молча. Вдруг по воздуху над толпой пронёсся политический лозунг. Суетливый в шляпе вздрогнул, потому что его спутник внезапно заорал басом: «Россия будет свободной!»
– Зачем вы кричите? – удивился гражданин в шляпе. – Мы же на похоронах, а не на митинге.
– А вам-то что?
– Вы и в храме кричать будете?
– Буду! – упрямо сообщил скорбящий.
– Нехорошо, – укорил суетливый. – Усопшему было бы неприятно. Он, наверно, верующий был?
– Он? – усмехнулся скорбящий. – Церковь на дух не переносил!
– Так зачем же его в храм везут? – поинтересовался суетливый и сам, печально покачав головой, ответил: – Для показухи.
Скорбящий фыркнул.
– Здесь всё для показухи, – продолжал гражданин в шляпе. – Человека в последний путь провожаем, а все кричат, лица злые, камеры кругом. Разве так в вечность отпускают? Хотя, простите… Вот и грустные люди стоят.
– Это посольские, – пробормотал скорбящий. – Американцы, французы, немцы, поляки…
– А усопший разве не российский оппозиционер?
– Российский.
– Вот видите, – совсем огорчился суетливый.
– Что?
– А много хорошего для России покойный сделал? Для людей?
Этот вопрос смутил скорбящего, и после короткого молчания он ответил:
– Да, в целом, ничего. Это не его обязанность, он…
– Понимаю, – закачал головой суетливый. – А родственники, жена, дети, друзья здесь?
– За границей, – недовольно буркнул скорбящий и опять проорал лозунг.
– А вы говорите, что власть убила, – дав спутнику вдоволь накричаться, сказал суетливый.
– А кто же?
– Сам умер, сам.
Скорбящий с недоумением воспринял этот категоричный вывод.
– Ну, послушайте, – заговорил суетливый, смотря себе под ноги, – смогли бы вы жить на свете, зная, что родственники, жена, дети, друзья бросили вас и уехали за границу? Сами вы уголовник и иностранный агент, и ничего хорошего для людей не сделали. Ваши немногочисленные сторонники – злые скандалисты, которые тащат ваше тело в нелюбимый вами храм с целью поорать там и устроить скандал. А единственными живыми существами на земле, погрустившими о вас недолго, станут иностранцы, которые вас и человеком-то не считали, а лишь проектом. Смогли бы так жить? Я бы не смог. Я бы умер.
– Он был не такой, – грубо возразил скорбящий, но в его глазах промелькнул страх, и он громко повторил: – Он был не такой!
– Такой – не такой, – тихо ответил суетливый, – а вот умер же. А ещё колени...
– Какие колени? – удивился скорбящий.
– Слышал, что соратники из жадности заказали короткий гроб, теперь у покойного колени подогнуты.
– Вы сами-то кем будете? – рассердился скорбящий.
– Я? – словно очнувшись, переспросил суетливый. – Я большой поклонник нашей оппозиции. Ни одной акции не пропустил. Сидя за рулём автозака, столько историй от либералов услышал, что мне жалко их стало. Дай, думаю, приду. Ведь даже у самых низких подлецов должны быть искренне скорбящие по ним люди. Для такой толпы одного меня, конечно, мало, но больше он и не заслужил.
Скорбящий долго, с неописуемым ужасом, смотрел на гражданина в шляпе, затем отстал на шаг, потом на два и скоро остался на дороге один, смотря вслед уходящей вдаль траурной процессии.