29 октября 1955 года: Тайна гибели линкора «Новороссийск

   Это случилось ровно 70 лет назад...

   Тихая осенняя ночь над Севастопольской бухтой 28 октября 1955 года ничем не предвещала трагедии, которая станет одной из самых мрачных и загадочных страниц в истории Советского Военно-Морского Флота. Воздух был прохладен, вода неподвижна и черна, как вар. На рейде, в самой непосредственной близости от города, спал гигант — флагман Черноморской эскадры, линейный корабль «Новороссийск». Его мощный силуэт, знакомый каждому севастопольцу, вырисовывался в ночи массивным и незыблемым, символом возрожденной после военного лихолетья морской мощи страны. На борту, кроме вахтенных, спала большая часть экипажа. Никто не мог и предположить, что для сотен молодых моряков эта ночь станет последней.

История самого корабля была овеяна дымкой иной, чужой славы. Бывший итальянский линкор «Джулио Чезаре», он достался СССР по репарациям после разгрома фашистской Италии. Корабль прошел модернизацию, был укомплектован советским экипажем и в 1949 году вошел в состав Черноморского флота под новым, звучным именем «Новороссийск». Однако его прошлое, словно тень, следовало за ним. Ходили слухи о некоем «итальянском следе», о возможных диверсиях, но все это оставалось на уровне кулуарных пересудов. Корабль был сложным, со своими конструктивными особенностями, но экипаж, состоявший из отличных специалистов, любил его и гордился им.

Судьбы людей, служивших на нем, были причудливо переплетены, как в калейдоскопе истории. Среди них был и капитан 2-го ранга Григорий Аркадьевич Хуршудов, старший помощник командира корабля. Его жизнь — это готовый сюжет для романа о стойкости и верности долгу. Выходец из многодетной армянской семьи, прошедшей через горнило Гражданской войны и бедности, он благодаря упорству и трудолюбию окончил Ленинградское военно-морское училище. Война застала его на гидрографической службе, и хотя в анкетах он скромно писал, что в боевых действиях не участвовал, его грудь украшали ордена Красной Звезды и Боевого Красного Знамени, а также медаль «За боевые заслуги» — красноречивые свидетельства того, что его служба Родине в те годы была далека от кабинетной. К 1955 году он был опытным, уважаемым офицером, которого матросы, несмотря на строгость и прозвище «Дракон», ценили за знания и справедливость. В тот роковой октябрь командир корабля находился в отпуске, и бремя ответственности за флагмана легло на плечи Хуршудова. В момент взрыва он был в увольнении на берегу, но, услышав грохот, немедленно бросился к кораблю, чтобы разделить судьбу своего экипажа...

В 1 час 30 минут 29 октября под носовой частью «Новороссийска» раздался оглушительный взрыв чудовищной силы. Спящих матросов в носовых кубриках буквально подбросило с коек. Сразу погас свет, помещения начали быстро заполняться водой и едким дымом. Первоначальная версия о детонации старого боекомплекта была быстро отвергнута — характер разрушений указывал на внешнее воздействие. В носовой части зияла колоссальная пробоина, в которую мог бы проехать грузовик. Казалось невероятным, но могучий линкор начал быстро крениться на левый борт и оседать на нос.

Началась борьба за живучесть, героическая и трагическая одновременно. На место катастрофы прибыли высшие чины флота во главе с командующим Черноморским флотом вице-адмиралом Виктором Пархоменко. Развернулась спасательная операция, однако с самого начала ей мешала цепь роковых обстоятельств и, возможно, стратегических ошибок. Офицеры, среди которых был и старпом Хуршудов, предлагали эвакуировать часть экипажа, особенно новобранцев, не имевших опыта, чтобы уменьшить панику и организованно бороться за спасение корабля. Но высшее командование, уверенное в незыблемости флагмана, отклонило эти предложения. Более того, на борт были стянуты дополнительные силы с других кораблей, что в итоге лишь увеличило число жертв.

Операцией по спасению руководили адмиралы — герои войны, привыкшие к решительным действиям, но, возможно, не до конца осознавшие уникальность и тяжесть ситуации. Они полагались на свой опыт, но опыт был иным — военным, а не аварийно-спасательным в таких масштабах. Было приказано отбуксировать линкор на мель, но попытки оказались безуспешными. Корабль, теряя плавучесть, продолжал крениться. Палуба уже напоминала крутой склон. Моряки, многие из которых были без спасательных жилетов, работали в ледяной воде, пытаясь заделать пробоины и установить подкрепления. Адмирал Пархоменко, не желая смиряться с гибелью корабля, отдавал приказы, которые, как показало время, лишь усугубляли ситуацию.

Григорий Хуршудов, как и многие другие офицеры, до последнего не покидал гибнущий корабль. Он организовывал борьбу за живучесть, пытался навести порядок в охваченной хаосом носовой части и, по свидетельствам выживших, делал все возможное в тех нечеловеческих условиях. За 15 минут до окончательной трагедии, когда стало ясно, что корабль обречен, кто-то из командования отдал спасительную, но запоздалую команду: «Покинуть корабль». Десятки человек, выполнившие ее, выжили. Но впоследствии, во время разбирательства, никто из спасшихся не решался назвать имя отдавшего приказ — слишком сложно было предугадать, чем обернется такое свидетельство: благодарностью или новыми обвинениями.

Трагедия достигла своего апогея в 4 часа 15 минут, когда «Новороссийск» лег на левый борт и с ужасающим гулом начал стремительно уходить под воду, увлекая за собой сотни оказавшихся в воде людей. Картина была поистине адской: крики тонущих, хлопки лопающихся переборок, свист воздуха, вырывающегося из трубы. Выжить в этой ледяной купели было чудом. Старшина 2-й статьи В.В. Козлов так вспоминал тот ужас: «Трудно пришлось уцелевшим – плыть метров триста во тьме, в ледяной воде, в одежде – брезентовых штанах, бушлатах. Ближайший берег – мол у госпиталя. Мне повезло – наткнулся на баркас, за руку туда втащили. А потом услышал какой-то хрип, протянул руку к воде и нащупал воротник. Схватил, вытянул, затащил в баркас. Оказалось – и. о. командира корабля капитан второго ранга Хуршудов. «Садитесь!» – «Спасибо, матросики!»». Так команда спасла своего старпома, который до последнего не покидал гибнущий корабль.

Севастопольская бухта, хранящая в своих глубинах десятки кораблей и тысячи жизней, приняла и «Новороссийск». Погибло более 600 моряков. Точные цифры до сих пор разнятся, оставляя за собой шлейф неизбывной боли...

Официальное расследование под руководством В.А. Малышева признало наиболее вероятной причиной взрыв старой немецкой донной мины, оставшейся со времен обороны Севастополя. Эта версия, хотя и технически обоснованная, не смогла до конца развеять тень сомнений. Действия командования флота и офицеров корабля были признаны неудовлетворительными. Адмиралы Пархоменко и Никольский, а также капитан 2-го ранга Хуршудов были понижены в званиях и должностях, став главными виновниками в глазах официального отчета.

Однако сам Григорий Хуршудов до конца своих дней не соглашался с выводами комиссии. Писателю Н. Черкашину он высказал свое мнение о причине взрыва: «Они ошиблись на 10 метров, иначе бы попали в погреб главного калибра, и тогда взрыв был бы подобен взрыву малой атомной бомбы». Эта фраза недвусмысленно поддерживала диверсионную версию, указывая на точный и расчетливый характер подрыва. Его карьера военного моряка была разрушена, но он нашел в себе силы начать все сначала... 

 Он, как и когда-то в молодости, снова оказался в гидрографической службе, на берегу. Но море было его стихией. Не выдержав береговой службы, он ушел капитаном маленького судна-гидрографа, а затем, восстановившись в звании, командовал дивизионом таких судов. Когда в 1960 году началось массовое сокращение Вооруженных Сил, он, не дожидаясь увольнения, ушел на пенсию и снова вернулся к морю — уже в рыболовный флот. Начав с четвертого помощника капитана на траулере, этот не сломленный духом человек через несколько рейсов стал капитаном большого траулера, а затем и плавучего консервного завода, водил свои суда в Гавану и Кейптаун. Он до конца остался верен морю, которое так жестоко обошлось с ним в ту октябрьскую ночь.

Спустя десятилетия после трагедии, когда были рассекречены некоторые архивы, стали появляться «разоблачительные» труды, в которых авторы, не брезгуя спекуляциями, возлагали всю вину за гибель людей непосредственно на командовавших спасательной операцией адмиралов и офицеров, обвиняя их в «преступно-безответственных» действиях. Однако серьезные исследователи, такие как главный инженер экспедиции по подъему «Новороссийска» академик Николай Петрович Мур, придерживались иного мнения. В своей книге «Катастрофа на внутреннем рейде», изданной благодаря усилиям Александра Хуршудова, сына Григория Хуршудова, Мур на основе скрупулезного анализа пришел к выводу: первопричиной гибели линкора был именно взрыв двух немецких ящичных мин, надежно скрытых в донных отложениях. Он же отмечал, что материалы Правительственной комиссии были во многом сфальсифицированы, свидетельства искажены, а предложения Хуршудова и Никольского об эвакуации личного состава были намеренно вычеркнуты из итогового доклада, чтобы найти «крайних»...

Трагедия «Новороссийска» навсегда осталась незаживающей раной в истории флота. И это не просто страница истории. Это глубоко человеческая драма, символ эпохи, где судьбы людей были неразрывно связаны с судьбой страны, а порой и разбивались о молох государственных интересов. Это история о мужестве простых матросов, до конца оставшихся верными присяге; о трагической решимости адмиралов, не сумевших спасти корабль; и о личной стойкости таких людей, как Григорий Хуршудов, которые, даже будучи несправедливо осужденными, продолжали верно служить Отечеству на своем посту.  

И сегодня, вспоминая ту страшную ночь, мы должны отдать долг памяти погибшим и проявить мудрую осторожность в оценках прошлого. Эта трагедия, как и многие другие страницы нашей истории, учит нас не торопиться с выводами и осуждением. Без этого прошлого, со всеми его победами и поражениями, светлыми страницами и горькими уроками, не было бы и нас самих — сегодняшних наследников истории, которая продолжается...