Преданная армия

Старая уже фотография: ноябрь 1989-го, Берлинская стена, буквально оседланная многотысячной ликующей толпой. Грустные и растерянные лица только у группы людей на переднем плане – пограничников ГДР. Еще недавно грозные для врагов и справедливо осознававшие себя элитой страны, они в одночасье превратились в лишних на этом празднике статистов. Но и это было для них еще не самым страшным…

«Как-то случайно оказался в доме бывшего капитана Национальной народной армии (ННА) ГДР. Он окончил наше высшее военное училище, хорошего уровня программист, но вот уже три года мается без работы. А на шее семья: жена, двое детишек.

От него впервые я и услышал то, что суждено будет выслушать много раз.

– Вы нас предали… – скажет бывший капитан. Скажет спокойно, без надрыва, собрав волю в кулак.

Нет, он не был «политкомиссаром», не сотрудничал со «Штази» и тем не менее потерял все».

Это строки из книги полковника Михаила Болтунова «ЗГВ: Горькая дорога домой».

И далее автор обращается к себе и ко всем нам: «Значит, так и есть. Мы предали ГДР, ННА, этого капитана? Или это лишь эмоции обиженного человека?».

Проблема, впрочем, гораздо глубже: бросив на произвол судьбы солдат и офицеров нами же созданной армии, не предали ли мы тем самым и самих себя? И можно ли было сохранить ННА, пускай и под другим названием и с измененной организационной структурой, но в качестве верного союзника Москвы?

Попробуем разобраться, разумеется, насколько это возможно, в рамках небольшой статьи, тем более что данные вопросы не потеряли актуальности и по сей день, особенно на фоне расширения НАТО на восток и распространения военно-политического влияния США на постсоветском пространстве.

Разочарование и унижение

Итак, в 1990 году произошло объединение Германии, вызвавшее эйфорию со стороны и западных, и восточных немцев. Свершилось! Великая нация вновь обрела единство, рухнула наконец столь ненавистная Берлинская стена. Однако как это часто бывает, безудержная радость сменилась горьким разочарованием. Конечно, не для всех жителей Германии, нет. Большинство из них, как показывают социологические опросы, не сожалеют об объединении страны.

Разочарование затронуло главным образом некоторую часть жителей канувшей в Лету ГДР. Довольно быстро они осознали: произошел в сущности аншлюс – поглощение их Родины западным соседом.

В наибольшей же степени пострадал от этого офицерский и унтер-офицерский корпус бывшей ННА. Он не стал составной частью бундесвера, а был попросту распущен. Увольнению подверглись большинство бывших военнослужащих ГДР, включая генералов и полковников. При этом службу в ННА им не зачли ни за военный, ни за гражданский трудовой стаж. Те же, кому посчастливилось надеть форму недавних противников, оказались понижены в звании.

В результате восточногерманские офицеры вынуждены были часами простаивать в очередях на бирже труда и мыкаться в поисках работы – часто низкооплачиваемой и неквалифицированной.

И хуже того. В своей книге Михаил Болтунов приводит слова последнего министра обороны ГДР адмирала Теодора Хофмана: «С объединением Германии ННА была распущена. Многие профессиональные военнослужащие подверглись дискриминации».

Дискриминации, проще говоря – унижению. А иначе и быть не могло, ибо известная латинская пословица гласит: «Горе побежденным!». И горе вдвойне, если армия оказалась не сокрушенной в битве, а попросту преданной и собственным, и советским руководством.

Об этом прямо говорил в одном из интервью бывший главком ЗГВ генерал Матвей Бурлаков: «Горбачев и другие предали Союз». И не началось ли это предательство с предательства его верных союзников, обеспечивавших в том числе геополитическую безопасность СССР на западном направлении?

Впрочем, многие сочтут последнее утверждение спорным и отметят необратимость и даже стихийность процесса объединения двух Германий. Но дело не в том, что ФРГ и ГДР неизбежным образом должны были объединиться, а в том, как это могло произойти. И поглощение Западной Германией восточного соседа представляло собой далеко не единственный путь.

Какова была альтернатива, которая позволила бы офицерскому корпусу ННА занять достойное положение в новой Германии и остаться лояльным к СССР? И что более для нас важно: обладал ли Советский Союз реальными возможностями сохранить свое военно-политическое присутствие в Германии, не допустив расширения НАТО на восток? Для ответа на эти вопросы нам потребуется совершить небольшой исторический экскурс.

В 1949 году на карте появилась новая республика – ГДР. Она создавалась в качестве ответной меры на образование в американской, английской и французской оккупационных зонах ФРГ. Интересно, что Иосиф Сталин не стремился к созданию ГДР, выступив с инициативой объединения Германии, но при условии невступления ее в НАТО.

Однако бывшие союзники отказались. Предложения о возведении Берлинской стены поступали Сталину еще на исходе 40-х, но советский лидер отказался от этой идеи, посчитав ее дискредитирующей СССР в глазах мировой общественности.

Вспоминая историю рождения ГДР, следует также принимать во внимание и личность первого канцлера западногерманского государства Конрада Аденауэра, которого, по словам бывшего советского посла в ФРГ Владимира Семенова, «нельзя считать только политическим противником России. У него была иррациональная ненависть к русским».

Рождение и становление ННА

В этих условиях и при непосредственном участии СССР 18 января 1956 года была создана ННА, быстро превратившаяся в мощную силу. В свою очередь военно-морской флот ГДР стал самым боеспособным наряду с советским в Варшавском договоре.

Это не преувеличение, ибо в состав ГДР вошли прусские и саксонские земли, представлявшие некогда наиболее воинственные германские государства, обладавшие сильными армиями. Особенно это касается, конечно, пруссаков. Именно пруссаки и саксонцы составили основу офицерского корпуса сначала Германской империи, потом рейхсвера, затем вермахта и, наконец, ННА.

Традиционная немецкая дисциплина и любовь к военному делу, крепкие военные традиции прусского офицерства, богатый боевой опыт предыдущих поколений, помноженные на передовую военную технику и достижения советской военной мысли, делали армию ГДР несокрушимой силой в Европе.

Примечательно, что некоторым образом в ННА воплотились мечты наиболее дальновидных немецких и российских государственных деятелей на рубеже XIX–XX веков, мечтавших о военном союзе Российской и Германской империй.

Сила армии ГДР была в боевой подготовке ее личного состава, ибо численность ННА всегда оставалась сравнительно невысокой: на 1987 год она насчитывала в своих рядах 120 тысяч солдат и офицеров, уступая, скажем, народному Войску польскому – второй по численности армии после советской в Варшавском договоре.

Однако в случае военного конфликта с НАТО поляки должны были сражаться на второстепенных участках фронта – в Австрии и Дании. В свою очередь перед ННА ставились более серьезные задачи: драться на главном направлении – против войск, оперирующих с территории ФРГ, где был развернут первый эшелон сухопутных сил НАТО, то есть непосредственно бундесвер, а также наиболее боеспособные дивизии американцев, англичан и французов.

Доверяло советское руководство немецким братьям по оружию. И не напрасно. Командующий 3-й армий ЗГВ в ГДР и позже заместитель начальника штаба Группы советских войск в Германии генерал Валентин Варенников в своих воспоминаниях писал: «Национальная народная армия ГДР фактически на моих глазах выросла за 10–15 лет от нуля до грозной современной армии, оснащенной всем необходимым и способной действовать не хуже советских войск».

Эту точку зрения в сущности подтверждает и Матвей Бурлаков: «Пик холодной войны был в начале 80-х. Оставалось дать сигнал – и все бы ринулось. Все боеготово, снаряды в танках, осталось в ствол засунуть – и вперед. Все бы сожгли, все бы разрушили там у них. Военные объекты я имею в виду – не города. Я часто встречался с председателем военного комитета НАТО Клаусом Науманном. Он меня как-то спрашивает: «Я видел планы армии ГДР, которые вы утверждали. Почему вы не начали наступление?». Мы пытались эти планы собрать, но кто-то утаил, снял копии. И Науманн согласился с нашим расчетом, что мы должны быть на Ла-Манше в течение недели. Я говорю: «Мы же не агрессоры, зачем мы пойдем на вас? Мы всегда ждали, что вы первые начнете». Так объясняли им. Мы же не можем сказать, что мы первые должны были начать».

Обратим внимание: Науманн видел планы армии ГДР, танки которой одними из первых должны были достигнуть Ла-Манша и, по его признанию, им никто не смог бы эффективно помешать.

С точки зрения интеллектуальной подготовки личного состава ННА также стояла на высоком уровне: к середине 80-х в ее рядах 95 процентов офицерского корпуса имели высшее или среднее специальное образование, около 30 процентов офицеров окончили военные академии, 35 процентов – высшие военные училища.

Словом, на исходе 80-х армия ГДР была готова к любым испытаниям, но вот страна – нет. К сожалению, боевая мощь вооруженных сил не могла компенсировать социально-экономические проблемы, с которыми столкнулась ГДР к началу последней четверти XX столетия. Возглавивший в 1971 году страну Эрих Хонеккер ориентировался на советскую модель построения социализма, что его существенным образом отличало от многих лидеров других стран Восточной Европы.

Ключевая цель Хонеккера в социально-экономической сфере – улучшение благосостояния народа, в частности, за счет развития жилищного строительства, увеличения пенсий.

Увы, но благие начинания в данной области привели к снижению объемов инвестиций в развитие производства и обновление устаревшего оборудования, износ которого составлял 50 процентов в промышленности и 65 процентов в сельском хозяйстве. В целом восточногерманская экономика, как и советская, развивалась по экстенсивному пути.

Поражение без единого выстрела

Приход Михаила Горбачева к власти в 1985 году осложнил отношения двух стран – Хонеккер, будучи консерватором, негативно отнесся к перестройке. И это на фоне того, что в ГДР отношение к Горбачеву как инициатору реформ носило восторженный характер. Кроме того, на исходе 80-х начался массовый выезд граждан ГДР в ФРГ. Горбачев дал понять своему восточногерманскому коллеге, что советская помощь ГДР напрямую зависит от проведения Берлином реформ.

Дальнейшее хорошо известно: в 1989-м Хонеккер был снят со всех постов, через год произошло поглощение Западной Германией ГДР, а еще спустя год прекратил свое существование Советский Союз. Российское руководство поспешило вывести из Германии почти полумиллионную группировку, оснащенную 12 тысячами танков и бронемашин, что стало безусловным геополитическим и геостратегическим поражением и ускорило вступление вчерашних союзников СССР по Варшавскому договору в НАТО.

Но все это сухие строки о сравнительно недавно минувших событиях, за которыми драма тысяч офицеров ННА и их семей. С грустью в глазах и болью в сердце смотрели они на последний парад российских войск 31 августа 1994 года в Берлине. Преданные, униженные, никому не нужные, они стали свидетелями ухода некогда союзной армии, без единого выстрела проигравшей вместе с ними холодную войну.

И ведь всего за пять лет до этого Горбачев обещал не бросать ГДР на произвол судьбы. Имел ли советский лидер основания для подобных заявлений? С одной стороны, казалось бы, нет. Как мы уже отметили, в конце 80-х увеличился поток беженцев из ГДР в ФРГ. После смещения Хонеккера руководство ГДР не демонстрировало ни воли, ни решительности сохранить страну и предпринять для этого по-настоящему эффективные меры, которые позволили бы воссоединить Германию на равноправных основах. Декларативные заявления, не подкрепленные практическими шагами, в данном случае не в счет.

Но есть и другая сторона медали. По словам Болтунова, ни Франция, ни Великобритания не считали вопрос воссоединения Германии актуальным. Это и понятно: в Париже боялись сильной и единой Германии, менее чем за столетие два раза сокрушавшей военную мощь Франции. И разумеется, не в геополитических интересах Пятой республики было видеть у своих границ единую и сильную Германию.

В свою очередь британский премьер Маргарет Тэтчер придерживалась политической линии, направленной на сохранение баланса сил между НАТО и Варшавским договором, а также соблюдение условий Заключительного акта в Хельсинки, прав и ответственности четырех государств за послевоенную Германию.

На этом фоне не кажется случайным стремление Лондона развивать во второй половине 80-х культурные и экономические связи с ГДР, а когда стало очевидным, что объединение Германии неизбежно, британское руководство предложило растянуть этот процесс на 10–15 лет.

И пожалуй, самое главное: в деле сдерживания направленных на объединение Германии процессов английское руководство рассчитывало на поддержку Москвы и Парижа. И даже больше того: сам канцлер ФРГ Гельмут Коль изначально не являлся инициатором поглощения Западной Германией своего восточного соседа, а выступал за создание конфедерации, выдвинув для реализации своей идеи программу из десяти пунктов.

Таким образом, в 1990-м у Кремля и Берлина были все шансы воплотить в жизнь идею, некогда предложенную Сталиным: создание единой, но нейтральной и не являющейся членом НАТО Германии.

Сохранение на территории единой Германии пускай ограниченного контингента советских, американских, английских и французских войск стало бы гарантом немецкого нейтралитета, а созданные на равноправной основе вооруженные силы ФРГ не позволили бы распространению в армии прозападных настроений и не превратили бы бывших офицеров ННА в изгоев.

Фактор личности

Все это было вполне реализуемо на практике и отвечало внешнеполитическим интересам как Лондона и Парижа, так Москвы и Берлина. Так почему же Горбачев и его окружение, имевшие возможность в деле защиты ГДР опираться на поддержку Франции и Англии, этого не сделали и легко пошли на поглощение Западной Германией своего восточного соседа, в конечном счете изменив баланс сил в Европе в пользу НАТО?

С точки зрения Болтунова, определяющую роль в данном случае сыграл фактор личности: «…События приняли нерасчетный оборот после совещания министров иностранных дел, на котором Э. А. Шеварднадзе (министр иностранных дел СССР. – Авт.) пошел на прямое нарушение директивы Горбачева.

Одно дело – воссоединение двух самостоятельных германских государств, другое – аншлюс, то есть поглощение ГДР Федеративной Республикой. Одно дело – преодоление раскола Германии как кардинальный шаг к устранению раскола Европы. Другое – перенесение переднего края раскола континента с Эльбы на Одер или дальше на восток.

Объяснение своего поведения Шеварднадзе дал очень простое – я узнал это от помощника президента (СССР. – Авт.) Анатолия Черняева: «Геншер так просил об этом. А Геншер – хороший человек».

Быть может, данное объяснение слишком упрощает картину, связанную с объединением страны, но очевидно, что столь быстрое поглощение Западной Германией ГДР – прямое следствие недальновидности и слабости советского политического руководства, ориентированного, если исходить из логики его решений, более на положительный имидж СССР в западном мире, нежели на интересы собственного государства.

В конечном счете крушение и ГДР, и соцлагеря в целом, равно как и распад Советского Союза, дает яркий пример того, что определяющим фактором в истории являются не какие-то объективные процессы, а роль личности. Об этом неоспоримым образом свидетельствует все прошлое человечества.

Ведь не существовало никаких социально-экономических предпосылок для выхода на историческую арену древних македонян, если бы не выдающиеся личностные качества царей Филиппа и Александра.

Никогда французы не поставили бы на колени большую часть Европы, не окажись их императором Наполеон. И не было бы в России октябрьского переворота, самого позорного в истории страны Брестского мира, равно как не победили бы большевики в Гражданской войне, если бы не личность Владимира Ленина.

Все это лишь наиболее яркие примеры, неоспоримым образом свидетельствующие об определяющей роли личности в истории.

Нет сомнений, что ничего подобного событиям начала 90-х годов не могло произойти в Восточной Европе, если бы во главе Советского Союза находился Юрий Андропов. Человек с сильной волей, в области внешней политики он неизменно исходил из геополитических интересов страны, а они требовали сохранения военного присутствия в Центральной Европе и всестороннего укрепления боевой мощи ННА вне зависимости от отношения к этому американцев и их союзников.

Масштаб же личности Горбачева, как, впрочем, и его ближайшего окружения, объективно не соответствовал тому комплексу сложнейших внутри- и внешнеполитических проблем, с которыми столкнулся Советский Союз.

То же самое можно сказать и об Эгоне Кренце, сменившем Хонеккера на посту генсека СЕПГ и не являвшемся сильной и волевой личностью. Таково мнение о Кренце генерала Маркуса Вольфа, возглавлявшего внешнюю разведку ГДР.

Одно их свойств слабых политиков – непоследовательность в следовании избранному курсу. Так случилось и с Горбачевым: в декабре 1989 года на Пленуме ЦК КПСС он недвусмысленно заявил, что Советский Союз не бросит ГДР на произвол судьбы. А через год Кремль позволил Западной Германии осуществить аншлюс своего восточного соседа.

Политическую слабость советского руководства почувствовал и Коль в ходе своего визита в Москву в феврале 1990 года, поскольку именно после этого он стал более энергично проводить курс на воссоединение Германии и главное – принялся настаивать на сохранении ее членства в НАТО.

И как итог: в современной Германии численность американских войск превышает 50 тысяч солдат и офицеров, расквартированных в том числе и на территории бывшей ГДР, а военная машина НАТО развернута вблизи российских границ. И в случае военного конфликта прекрасно подготовленные и обученные офицеры бывшей ННА уже никак не смогут нам помочь. Да и вряд ли захотят…

Что касается Англии и Франции, то их опасения относительно объединения Германии не оказались напрасными: последняя довольно быстро заняла ведущие позиции в Европейском союзе, укрепила свое стратегическое и экономическое положение в Центральной и Восточной Европе, постепенно вытесняя оттуда британский капитал.