Выходцы из бывшей Византии сделали для России не меньше, чем наемные специалисты из Западной Европы

Общеизвестно, что Петр I массово принимал на службу западноевропейцев, «немцев». Более продвинутые в отечественной истории помнят, что систематическое приглашение «немцев» на русскую службу началось задолго до Петра, а кроме них охотно принимали и различных «литвинов», выходцев из Речи Посполитой. Но совсем мало знают у нас третий источник иностранных специалистов, активно использовавшийся много веков. Греки – так их называли наши предки. Точнее, бывшие византийцы, православные подданные Османской империи либо эмигранты, бежавшие в страны Западной Европы после падения Константинополя.

Из этих греков у нас в лучшем случае вспомнят только Софью Палеолог и ее свиту. В реальности этот источник грамотных специалистов активно существовал вплоть до Петра I и даже много позднее…

Византийские гости

Бывшие византийцы – православные люди, сохранявшие традиции грамотности, восходящие еще к временам расцвета античности. Да и сама Османская империя, сменившая Византию, до начала XVIII в. являлась вполне высокоразвитой мировой державой. Часть греков, не желавших жить под султаном, оказалась в Италии или во владениях Венеции, не менее высокоразвитом регионе той эпохи. Словом, единоверцы-греки были для допетровской Руси важным источником квалифицированных специалистов. Их первый массовый призыв не случайно совпадает с дебютом Московской Руси на международной арене.

Первые послы Ивана III к дожам Венеции, миланскому герцогу или римскому папе были именно греками: Георгий Перкамота, Дмитрий и Мануил Ралевы, Мануил Ангелов и пр. «Послал князь великий в Венецию и в Медиолан Мануила Аггелова грека…», «Отпустил князь великий своего посла Юрия грека Траханиота к цесарю Фредерику…» – типичные записи русских летописей конца XV столетия.

Мануил Ангелов, посол московского князя при дворе миланского герцога, входил в круг общения знаменитого Леонардо да Винчи. Именно там и тогда, в Медиолане-Милане, одном из мегаполисов Западной Европы той эпохи, русские послы и среди них грек Мануил озвучили первые геополитические претензии Москвы, заявив, что русский монарх «благороднее и сильнее всех королей Венгрии, Чехии и Польши, вместе взятых».

Одним из первых русских послов в Дании был Юрий Траханиот, потомок византийского аристократического рода, известного с X в. Именно Траханиот ровно пять с половиной веков назад, в 1469 г., приехал в Москву с проектом брака первого русского государя и последней византийской принцессы. Племянник упомянутого Юрия, тоже Юрий или Георгий, по прозвищу Малый, был уже не только русским дипломатом, но и занимал при дворе Василия III одну из высших должностей – хранителя печати и казначея, осуществляя все «техническое» руководство внешней политикой.

«Грек Георгий, по прозвищу Малый, казнохранитель, канцлер и главный советник владыки Московского», неоднократно упоминается Сигизмундом Герберштейном, автором знаменитых «Записок о Московии». Посол германского императора характеризует обрусевшего грека как «мужа выдающейся учености и многосторонней опытности», приводя примеры необычайного внимания князя Василия III к своему «канцлеру».

Именно тогда, в эпоху греческого «канцлера», в Россию «со святой горы Афонской» попадает и греческий монах Максим, в миру Михаил Триволис. Сегодня в святцах Русской православной церкви он известен как преподобный Максим Грек, причисленный к лику святых на исходе XX в. вместе с Дмитрием Донским и Андреем Рублевым. Российская биография ученого грека не была легкой – будущий святой, в юности учившийся в Италии и наслушавшийся пламенных проповедей знаменитого Савонаролы, немало критиковал светские и духовные власти новой родины. Но даже долгое монастырское заключение не помешало Максиму Греку оставить богатейшее философско-публицистическое наследие и немало повлиять на молодого Ивана Грозного.

Хранители античных знаний

Из двух крупнейших осколков Византии лишь Константинополь пал в бою, зато Трапезундская империя сдалась на восемь лет позже, в 1461 г., и без вооруженного сопротивления. Ее аристократия переселилась в уже османский Стамбул, где «греки» вплоть до ХХ в. составляли значительную часть населения. Они же, оставшиеся православными византийцы, еще четыре столетия после падения Константинополя составляли основу гражданского чиновничества Османской империи – масса султанских послов или наместников на Балканах и в Румынии были константинопольскими греками. Православие и происхождение от византийцев совсем не мешали им вполне выгодно служить султану и халифу…

Далекий от современной Греции, расположенный у юго-восточного побережья Черного моря греческий анклав на месте бывшей Трапезундской империи процветал под скипетром султанов не одно столетие. Например, в 1682 г. в османском Трапезунде основан Фонтистерий, большой православный университет со значением куда больше регионального. Южнее Трапезунда располагался греческий город Халдия – главный источник драгметаллов в Османской империи. Там бывшие византийцы добывали для султана серебро, за что были освобождены от налогов, обязательных для всех немусульман в халифате (напомним, что турецкий султан тогда был еще и халифом всех правоверных). Руководство рудниками осуществляли греки – фактически существовала процветающая автономия православных в центре халифата. В XVIII столетии, через четыре века после падения Византии, в Халдии посреди Османской империи вовсю строились греческие библиотеки и огромные православные храмы.

Сравним все это, например, с судьбой морисков и марранов (насильно крещеных в католичество мусульман и иудеев) в Испании той же эпохи – их почти сразу заставили поменять веру, а всего через столетие после католического завоевания подвергли преследованиям инквизиции и полностью изгнали за пределы Пиренейского полуострова.

На фоне этой массовой депортации – видимо, первой в истории современной Европы – четыре столетия жизни православных византийцев под султаном при всех сложностях можно считать примером терпимости и симбиоза. Что вполне схоже и с отечественной практикой, когда казанские мусульмане вполне уживались с властью православного царя.

Относительное благополучие бывших византийцев в османской Турции способствовало сохранению не только вероисповедания, но и знаний, традиций, технологий. Для допетровской Руси это значило многое – не просто наличие еще одного наряду с Западной Европой крупного источника заморских грамотеев и специалистов, а именно наличие таковых без религиозного барьера. Ведь в прошлом вероисповедание значило даже больше, чем этническая принадлежность.

Греческая слобода появилась в Москве на берегу Яузы в середине XVII века благодаря наплыву в столицу православных выходцев из Османской империи, которые сразу приняли Россию как вторую родину

Васнецов А.М. Всехсвятский мост и Кремль в конце XVII века

На греков в XVI–XVII вв. не распространялись многие ограничения, характерные на Руси для иноверцев–«немцев». Бывших византийцев куда охотнее пропускали через границу и принимали в русское подданство. В Москве признавали и аристократические титулы, относящиеся к эпохе Византийской империи. Былых «архонтов» приравнивали к князьям. Так, в 1592 г. сын Ивана Грозного торжественно принял на русскую службу «родича греческих царей» Мануила Мусхополоса. При Борисе Годунове в «государев двор» с княжеским титулом были зачислены Дмитрий Солунский и трое его сыновей – потомки византийских архонтов Фессалоник («града Солунь» на русском языке той эпохи), второго по величине мегаполиса Византийской, а потом Османской империи.

Кадровый резерв империи

Византийские аристократы при русском дворе не только являлись высокообразованными носителями древних имперских традиций и управленческих навыков, но и служили живым доказательством идеологического тезиса о Москве – Третьем Риме. Несколько случаев переселения знатных греков в Россию приходится даже на трудную эпоху Смутного времени.

Выезд греков на Русь вновь усиливается при первых Романовых – к тому времени Османская империя уже испытывает первые признаки упадка. Хотя бывшие византийцы и сохраняют «за турком» относительную религиозную автономию, но многие из них ищут варианты карьеры и жизни у единственного на планете православного самодержца – выражаясь языком русских документов той эпохи, «для бережения истинныя православные хрестьянские веры и не хотя служити басорманскому турскому царю».

По подсчетам современных историков, за первую половину XVII в. княжеские титулы в России признали всего за двумя фамилиями выходцев из Центральной и Западной Европы. Зато среди «гречан», тогда же переселившихся на Русь, фамилий с подтвержденным княжеским титулом насчитывается девять – а ведь бывших византийцев в Москве при первых Романовых служило заметно меньше, чем разнообразных «немцев» со всех концов Европы. Процедура подтверждения аристократических и дворянских званий для иностранцев была достаточно сложной, с привлечением свидетелей и экспертов. Но для «гречан» она облегчалась авторитетными на Руси рекомендациями от иерархов восточных православных церквей.

«Гречане» несли на Русь прежде неизвестные здесь знания и навыки. В Московском государственном историческом музее хранится рукопись, созданная почти четыре столетия назад, – первый труд на русском языке по теоретической геометрии. Его автор в дарственной надписи царю Федору Михайловичу, первому из династии Романовых, подписался как «Ивашко князь Елизаров сын Альбертус Долмацкой».

Этот дальний родич Палеологов, последних византийских императоров, и прямой потомок архонтов Далмации «выехал» на Русь в 1628 г. Подтвердив свою родословную, он получил титул русского князя, а прежние учеба и служба в Константинополе, Венеции, Париже и Лондоне позволили «Ивашке князю» создать на русском языке вполне фундаментальный трактат, объединявший как античные знания, так и новейшие для той эпохи достижения западноевропейской науки в области геометрии.

Пока греческий князь писал в Москве впервые звучащие на русском теоремы о «сильных» и «темных» (т. е. прямых и тупых) углах, на другом конце страны «сын боярский» Степан Греченин в 1636 г. возглавил одно из первых русских посольств в Монголию. Этот выходец из бывшей Византии ранее прославился в Москве сомнительными «алхимическими» опытами, по итогам был сослан в Томск и, как грамотный специалист, оказался руководителем посольства к потомкам Чингисхана. Из своей дипломатической миссии ссыльный грек тогда привез уникальный китайский шлем, украшенный золотыми иероглифами и надписями на санскрите – подарок монгольских лам русскому царю, ныне хранящийся в Оружейной палате Кремля.

Спустя пару поколений, накануне эпохи Петра I, квалифицированные выходцы из бывшей Византии заметны практически во всех сферах русской жизни. Примеров тому масса – начиная от братьев Иоанникия и Софрония Лихудов, основателей Славяно-греко-латинской академии, возникшего в 1687 г. первого российского вуза, и заканчивая совсем неожиданными. Ведь самый первый завод по добыче серебра в России – притом в страшно далеком от византийских рубежей Забайкалье! – создали именно греки. Сын выходца из Константинополя, иркутский и нерчинский воевода Иван Власов в 1684 г. организовывал первую экспедицию за серебряной рудой на Аргунь, исток Амура. И первыми мастерами первого сереброплавильного завода в России стали Александр и Вениамин Левандиани, Спиридон Мануйлов и Семен Грек с сыном Иваном – натуральные греки, в кавычках и без.

Московские корсары Леванта

Среди оказавшихся на русской службе «гречан» порой встречаются биографии, как будто придуманные самой изощренной фантазией. Коротко расскажем об одной из них, достойной авантюрного романа, но вполне реальной, подтвержденной сохранившимися в архивах документами XVII в.

В августе 1627 г. в Архангельск на английском корабле прибыл некто, как позже записали в Посольском приказе, «Юрий Иванов, родом греченин Трапизона города». То есть византиец из Османской империи по имени Георгий, сын некоего Иоанна из Трапезунда. Русские документы той эпохи определили род его деятельности как «гайдуцкая служба».

Одиссея «греченина» внушала – начинал плавать по Черному и Средиземному морям на кораблях, возивших хлеб в Стамбул, а продолжил уже у алжирских пиратов. «Ходил для добычи с арапы на море под немецких людей» – так это записано русским языком XVII в. В Москве, куда доставили «греченина» из Архангельска, подозревали, что тот у алжирских корсаров был не невольником, «у турских людеи на катарге с ыными полоняники», а вполне натуральным пиратом.

В «Шпанской земле», т. е. у берегов Испании, корабль «греченина» попался кастильским галерам. И в итоге византийский Георгий Иванович оказался «в Брабанской земле», во Фландрии. То есть этот реальный исторический персонаж действует в одном месте и одном времени с литературным капитаном Диего Алатристе, героем ныне популярной исторической фантазии Артуро Переса-Реверте.

Из «Брабанской земли» православный грек как-то попадает служить уже на голландский корабль. В одной из морских баталий грек в который раз оказывается в плену – уже английском. В Лондоне начала XVII в., между прочим, существовала не такая уж маленькая греческая колония, ведь бывшие византийцы и подданные османского султана торгуют и живут по всему миру. С помощью соотечественников «Юрий Иванов, родом греченин» покидает «немецкие земли», т. е. уплывает из Англии, дабы попасть в Россию с простой целью – «служить государю всея Руси верою и правдою, слыша к иноземцем царьское жалованье».

Обоснованно подозревая в «греченине» опытного пирата и квалифицированного наемника, его после детального допроса в Посольском приказе зачисляют на русскую службу, в «греческую роту» – дают 12 рублей «жалованья за выход», как тогда называли подъемные, и кладут внушительную зарплату – аж 30 копеек в день. Большие деньги для той эпохи, в разы выше жалованья московских стрельцов.

«Греческой ротой» тогда именовалось особое подразделение регулярных русских войск, укомплектованное бывшими византийцами, включая даже вернувшихся в православие янычар. Вместе с иными частями «греческая рота» ежегодно несла вахту на степной границе с Крымским ханством.

Во время неудачной Смоленской войны в 1632 г. наш грек, успевший в Москве жениться, завести детей и стать «Юрием Трапезундским», вновь попадает в плен, теперь к «литовским людям». В плену Юрий выдает себя за итальянского дворянина, благо после многолетнего пиратства хорошо знает все средиземноморские наречия. Диковинный пленник, если верить его позднейшим показаниям, даже общается с самим польским королем Владиславом IV. В итоге мнимого итальянца освобождают, и он из Кракова едет в Амстердам, откуда второй раз плывет в Архангельск…

Так в 1633 г. византиец вновь оказывается в Москве, где знали о том, что плененный «греченин» подозрительно хорошо принят врагами, – на Юрия даже завели дело об измене, а его русскую жену и детей сослали из столицы в Устюг. Вернувшегося грека допрашивают высшие чины Посольского приказа. Ведь византиец принес ценнейшую для России информацию о посольстве крымского хана к полякам, благо бывший подданный османского султана хорошо говорит и на тюркском наречии.

«Со святой горы Афонской» попадает в Россию и монах Максим, в миру Михаил Триволис. В святцах он известен как преподобный Максим Грек, причисленный к лику святых

wikimedia commons

Греческая слобода за Яузой

Благодаря ценным разведданным «греченина» оправдывают, прощают даже публичное исповедание католичества: «И по государеву указу велено государева служба служить и государева жалованья кормовые деньги давати по прежнему… А жену ево и з детьми с Устюга указали взяти к Москве и отдати ему».

В 1635 г. Юрий получает чин поручика в «греческой роте». Вскоре отличается в стычке с татарами и с 1637 г. командует уже всей «греческой ротой». Получает очень большое жалованье – 10 руб. в месяц (столько же тогда в столице стоил средний жилой дом).

Наверняка все знают про Немецкую слободу в Москве допетровской эпохи, однако мало кто слышал про аналогичную Греческую слободу. Она с 1641 г. располагалась за рекой Яузой, подле Андроникова монастыря. Именно там жили православные выходцы из Османской империи, там же обитал наш герой, Юрий Трапезундский. «А живут они все в единои слободе, пьют и ядят вместе, кумовство и сватовство у них заодно…», – писал об этих московских греках русский современник.

И это совсем не конец авантюрной жизни греческого корсара на русской службе. Главное отличие греков от «немцев» и русских той эпохи – невероятная, просто вопиющая склонность бывших византийцев к интригам и внутренней борьбе за власть. Когда-то эта грызня погубила Византию, а ныне от нее дивились даже москвичи, сами после Смуты поднаторевшие в интригах. В «греческой роте», как подозревали, именно по вине Юрия исчезло аж 13 служивых – где-то их закопали его подручные… Всплыли и факты подтасовки аристократических титулов для выходцев из бывшей Византии, и прочие грехи помельче.

В Москве откровенно пиратские нравы терпеть не стали – в 1644 г. бывшего корсара из Трапезунда сослали служить казаком за Урал, в Томск. В этом сибирском городе к тому времени в роли ссыльных перебывала не одна дюжина проштрафившихся «гречан». Казалось бы, конец если не жизни, то карьере бывшего корсара. Но нет – и в заснеженной Сибири греческие авантюры продолжились. Юрий Трапезундский не только ходил в рейды аж до степей современного Казахстана, но и наладил активную контрабандную торговлю сибирскими мехами, меняя пушнину на водку. Работал «греченин» в доле с местным воеводой князем Щербатовым. Но вскоре корсар и князь что-то не поделили, и Юрий возглавил открытый бунт казаков против воеводы.

В большинстве случаев такие столкновения с высшей властью кончались крайне плачевно для их участников, но византиец и тут остается на плаву. Он едет из мятежного Томска прямиком в… Москву – везет челобитную от казаков с жалобами на воеводские «неправды». В столице бывшего корсара и ссыльного не только выслушают, но и восстановят в прежнем чине командира «греческой роты». Впрочем, ненадолго – через пару лет вновь сошлют в Томск, но уже в статусе «сына боярского» и с высоким денежным окладом.

В 1658 г. именно этот бывший «корсар Леванта» построил для России новый Ачинский острог, один из предшественников города Ачинска в современном Красноярском крае. Поистине, любой литературный «капитан Алатристе» бледнеет перед этим «греченином» и его реальной одиссеей от Гибралтара до Енисея…

От Петербурга до Новороссии

Петр I прочно ассоциируется с «окном в Европу» и массой западных специалистов. Однако и при нем хорошо заметны бывшие византийцы. Первым руководителем и старшим врачом первого госпиталя в Санкт-Петербурге в 1708 г. стал «греческой породы» Антон Севасто. Первые галеры Балтийского флота строил грек Иван Боцис, бывший офицер гребной «армады» Венецианской республики. Он был настолько близок к Петру, что стал «посаженным отцом» на свадьбе царя с Мартой Скавронской, будущей Екатериной I.

Императрица Анна Иоанновна известна в нашей истории как покровительница «немцев», однако главным придворным медиком при ней был грек Иван Мелиссино, уроженец Ионических островов. Двое его сыновей тоже оставили след в нашем прошлом – Иван Мелиссино стал одним из первых директоров Московского университета, а Петр Мелиссино, первый в русской армии генерал от артиллерии, не только обеспечил победу над турками в сражении при Кагуле, но и послужил натурщиком для скульптора Фальконе при создании знаменитого «Медного всадника» в Петербурге…

Масса греков появится на русской службе в эпоху победоносных русско-турецких войн Екатерины II. Когда в Севастополе в 1787 г. учредили первое городское самоуправление, все его члены были греками, а бургомистром избрали Димитриоса Кази, «морского батальона поручика», уроженца Пелопоннеса, добровольцем поступившего на русский флот и отличившегося в Чесменской битве.

Из первых купцов 1‑й и 2‑й гильдий, зарегистрированных в «Таврической области» сразу после ликвидации Крымского ханства, свыше 60% были греками. Собственно, вся Новороссия, от Крыма до Одессы, на заре XIX в. рождалась во многом силами греков, как местных «понтийских», так и приезжих «пиндосов» – именно так два столетия назад на берегах Черного и Азовского морей звали греческих переселенцев из Османской империи. Впрочем, это уже иная, отдельная и большая история.