«Победителей не судят!»: как семейная ссора закончилась государственным переворотом

261 год назад на престол России взошла Екатерина II

Монаршая карьера Петра III длилась всего 186 дней, став одной из самых коротких в истории российских самодержцев. Сын Бориса Годунова, Фёдор, находился на троне меньше двух месяцев, брат Николая II, Михаил Романов числился царём лишь считанные часы.

Что же привело внука Петра Великого к столь печальному финалу? Существует версия о чудовищных ошибках в его правление, якобы и приведших этого монарха к скорому и трагическому концу на Ропшинской мызе вблизи Петербурга 16 июля 1762 года.
Но, как известно, историю пишут победители. А победила в тот раз супруга убитого царя, вошедшая в историю под именем Екатерина Великая.

Но даже беглый анализ распространённых версий низложения Петра III заставляет усомниться в их основательности.

Считается, например, что авторитет царя ослабило прекращение Семилетней войны с Пруссией и отказ России от территорий Восточной Пруссии. Оттуда наши войска, добывшие этот регион ценой немалой крови, вышли после росчерка пера дипломатов. Однако Петербург и не имел намерений включать Восточную Пруссию в состав Российской империи. Не было таких намерений и ранее, в годы правления императрицы Елизаветы Петровны, когда российская армия победоносно сражалась с пруссаками.

Так, в соответствующем письме от 1 февраля 1761 года позиция елизаветинского правительства выражалась следующим образом: «Мы хотим получить эту провинцию вовсе не для распространения и без того обширных границ нашей империи, но единственно для того, чтобы надёжнее утвердить мир, а потом, уступив её Польше, окончить этим многие взаимные претензии, несогласные с истинным нашим желанием ненарушимо сохранить эту республику в тишине и при всех её правах и вольностях».

То есть речь шла лишь о том, чтобы выменять у Польши Восточную Пруссию на Курляндию. Тем самым, всего лишь восстановить уже имевший место в прошлом вассалитет Кенигсберга в отношении Варшавы.

Вплоть до смерти Петра III наша армия продолжала находиться на восточно-прусских землях, являясь наглядным проявлением российской мощи как убедительного фактора принуждения к миру слишком уж воинственного прусского короля Фридриха II. А вот выведена она была оттуда как раз по приказу Екатерины II, которую в измене государственным интересам России за это не обвиняли.

Ещё одна якобы ошибка Петра III – его намерение воевать с Данией за возвращение России своего родового княжества Шлезвиг, что восстановило против него армию. Но армия, по свидетельству большинства современников, относилась к своему императору вполне лояльно, ожидая его приказа на выдвижение в сторону нового театра боевых действий.

Действительно, в те времена к смене союзников относились намного проще, чем сейчас. Так, после ряда военных успехом в войне с Францией на рубеже XIX века казаки знаменитого атамана Платова по приказу императора Павла отправились в поход на Индию, чтобы лишить этой «жемчужины» Великобританию.

Спустя считанные месяцы русские войска вступили в коалицию уже с Англией против Наполеона. Тильзитский мир 1807 года вновь сменил вектор, превратив Россию и Францию в союзников против Англии. Спустя 5 лет, с началом наполеоновского нашествия, маятник качнулся в противоположную сторону. Поэтому аргумент, что российская элита и армия не могли пережить охлаждения отношений с прежними датскими союзниками, выглядит не убедительно.

Недаром в первые дни переворота оставшийся верным присяге фельдмаршал Миних настойчиво советовал свергнутому царю срочно ехать в расположение западной армии, чтобы, опираясь на её поддержку, подавить мятеж в столице.

Бытует также мнение, что Пётр III восстановил против себя Церковь, обнародовав Манифест о секуляризации церковных земель, традиционно закреплённых за монастырями. Но при жизни императора этот акт ещё не успел претвориться в жизнь.

Это произошло уже при власти его вдовы, без тени сомнения подтвердившей якобы скандальный Указ, как только слегка укрепилась на троне. Более того, она устроила показательную расправу над одним из высших иерархов РПЦ, митрополитом Ростовским Арсением Мациевичем, резко выступившим против пресловутой секуляризации. Екатерина приказала послушному Синоду лишить его сана, затем заключила в казематы Ревельской крепости, заодно лишив и имени, повелев именовать его Андреем Вралем.

Против расхожего мнения о Петре III как о «самодуре», «предателе интересов России» говорит и немалое числа самозванцев, выдававших себя за «чудом спасшегося» государя Петра Фёдоровича. Самый известный из них – Емельян Пугачёв. И размах пугачевского восстания – ещё одно доказательство немалой популярности внука Петра Великого.

Представляется, что действительно важными причинами свержения Петра III было то, что он не принял адекватных мер по предотвращению мятежа столичных гвардейских полков, уволив накануне опытных специалистов Тайной Канцелярии и недооценив многочисленные предупреждения о заговоре, а также нерешительностью в первые дни после переворота.
Например, он отказался ехать в расположение закалённой в боях и верной присяге действующей армии, которая, без сомнения, разметала бы «паркетных вояк» столичной гвардии.

Они и взбунтовались в первую очередь потому, что император собирался отправляться на войну с Данией во главе своих гвардейцев, как его знаменитый дед со своими Преображенцами и Семёновцами на Полтавскую битву. Увы, их преемникам куда больше нравилось блистать на петербургских балах в красивых мундирах, нежели рисковать жизнью на настоящей войне.

Лучше всего о таких настроения писал тогдашний французский посланник в Петербурге: «Казалось бы, что военные должны его (царя) любить, но на деле не так. Они видят в нём чересчур строгого начальника, который стремится их подчинить дисциплине иностранных генералов. В особенности дурно расположен к нему многочисленный и в высшей степени бесполезный корпус гвардейцев, этих янычар Российской империи, гарнизон которых находится в столице, где они как бы держат в заточении двор».

Конечно, любому мятежу необходимо «знамя», которым стала супруга Петра Екатерина. Она была любовницей старшего из братьев Орловых, гвардейских офицеров, имевших многочисленные связи среди столичной гвардейской верхушки. Отношения венценосных супругов не задались с самого начала. Ещё будучи наследником престола Пётр Фёдорович открыто сожительствовал с Елизаветой Воронцовой. При этом не только терпел у своей законной жены любовника, но и спокойно отнёсся к тому, что от Григория Орлова она родила сына, будущего графа Бобринского.

Заговор вспыхнул 9 июля 1762 года, когда царь уехал из одной своей загородной резиденции, Ораниенбаума, в другую – Петергоф.

Его супруга, по протоколу обязанная встречать мужа в Петергофе, там не объявилась, бежав по дороге в карете Григория Орлова в Петербург. Накануне был арестован один из заговорщиков, капитан Пасек, и остальные участники заговора решили поторопиться, чтобы не быть раскрытыми.

После того, как гвардейские полки открыто выразили поддержку своей ставленнице, новой императрице без особых размышлений присягнул и Синод с Сенатом, а также многие столичные аристократы. При этом официальное отречение Петра III было подписано им лишь 12 июля. Даже в Смутное Время московские бояре присягнули Лжедмитрию лишь после того, как его эмиссары физически устранили последнего законного монарха, Фёдора Годунова.

Откровенным фарисейством выглядят в этой ситуации «гамлетовские сомнения» приближенных к Екатерине гвардейских офицеров в отношении уже взятого под стражу бывшего монарха. Дескать, среди них не смогли найти добровольцев на роль палачей. Выполнить эту функцию пришлось гражданским лицам – придворным чиновникам Григорию Теплову и Фёдору Волкову.

Пытались обелить себя в той неприглядной истории со смертью Петра Фёдоровича «от геморроидальных колик» (как было официально объявлено) не только офицеры-мятежники из окружения Екатерины. Вскоре появились душераздирающие истории о том, что она не хотела убивать мужа, собираясь просто выслать его из России, и даже плакала, когда узнала о его гибели.

Увы, судьба Петра III в очередной раз подтвердила мрачную пословицу: «В России корона снимается только вместе с головой». Конечно, не стоит ожидать следования высоким моральным принципам в борьбе за власть, да еще в её высших эшелонах.
Спустя сотню лет великий русский поэт Некрасов в своей поэме «Кому на Руси жить хорошо» напишет:

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.
Кипит там вечная.
Бесчеловечная
Вражда-война
За блага бренные…
Там души пленные
Полны греха.
На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха…

Тем не менее пришедшая к власти в результате государственного переворота Екатерина оставила после себя в истории больше добрую славу, выраженную в присвоенном титуле «Великая», и одесситы и крымчане чтут и уважают этот титул!.

Заслужил бы такое же отношение её убитый супруг? Во всяком случае, большинство его начинаний получили у преемницы дальнейшее развитие и поддержку. А исторические оценки самой Екатерины II заслуженно подтвердили правильность приписывающейся ей известной фразы: «Победителей не судят!»

Николай Вознесенский, Молдова