Ритуальное убийство не избавит Францию от вины за преступления

© AFP 2021 / Francois Guillot

Быть зарезанной в собственной квартире, избежав во время нацистской оккупации депортации в лагерь уничтожения: трагическая судьба Мирей Кнолль, 85-летней французской еврейки, которую убили два молодых подонка, — центральная тема судебного разбирательства, начавшегося в Париже и рассматриваемого судом присяжных.

На скамье подсудимых трое: Яссин Минуб, сын соседки мадам Кнолль (к моменту совершения преступления он только что освободился из тюрьмы), его приятель Алекс Каримбаккюс, а также мать Яссина Минуба.

Мотив преступления суду установить только предстоит, однако следствие представило доказательства, что убили Мирей Кнолль потому, что та была еврейкой.

Мотив, на котором настаивала защита обвиняемых: грабеж и деньги, которые требовались одному из них на покупку очередной дозы наркотиков, прокуратурой поддержан не был.

Трагедия произошла в марте 2018 года. О случившемся стало известно, когда сын Мирей Кнолль сообщил прессе, что его маме нанесли 11 ножевых ранений, а потом, чтобы скрыть следы преступления, квартиру, в которой проживала пожилая женщина, подожгли.

Если отвлечься от сухих строчек излагаемого в прессе, то получается следующее: во Франции в XXI веке совершаются убийства на почве антисемитизма, с которым, как периодически уверяют с разных высоких, главным образом — брюссельских трибун, в объединенной Европе практически вот-вот будет покончено.

Однако реальность вносит коррективы, что бы там ни говорили политики.

Европа на протяжении довольно значительного срока уже после окончания Второй мировой войны на ростки антисемитизма внимания почти не обращала, считая, что после уничтожения нацистами и их приспешниками шести миллионов европейских евреев континент в уроках памяти о происшедшем в сущности не нуждается.

И холокост из современной публичной дискуссии переместился, по сути, исключительно в пространство музеев и архивов.

Причины такого негласного решения объяснить очень просто: депортация и гибель собственных сограждан еврейского происхождения совершались при прямом соучастии и пособничестве самих европейцев.

Это европейцы доносили на своих соседей-евреев. Это европейцы сообщали в гестапо о своих коллегах-евреях (Медицинский орден Франции, объединявший всех врачей страны, предоставил сведения о состоявших в нем евреях в полицию и жандармерию, с фамилиями и адресами). Это европейцы занимались всей, если так можно выразиться, логистикой депортации — от предоставления железнодорожных составов и вплоть до формирования локомотивных бригад, которые везли эти поезда в Освенцим и Майданек, а также в те лагеря смерти, что были организованы на территории прибалтийских стран.

Кстати, ни Медицинский орден Франции, ни Национальное общество железных дорог страны не то что не понесли никакой юридической ответственности за совершенное, они до сих пор работают — под теми же названиями. Так была понимаема уже моральная ответственность за депортацию свыше 75 тысяч человек, включая грудных младенцев, во Франции.

Этой стране потребовалось 43 года, чтобы во время процесса над "лионским мясником", гестаповцем Клаусом Барби, взглянуть, хоть и прикрыв глаза от ужаса, в собственное же прошлое.

Франция, от депортации уцелевшая и кем-то и когда-то спасенная, посмотрела на Францию, которая доносила и которая проходила мимо, когда перед ее носом шли облавы на евреев, шло отправление евреев в пересыльный лагерь в Дранси (пригород Парижа) и слышались выстрелы, когда обреченные стать дымом крематориев люди пытались убежать, а их убивали в упор.

Все это происходило не ночами, а при свете дня. На улицах, по которым шли те же лионцы, или парижане, или жители Бордо, или Ниццы, делая вид, что ничего не замечают и что ничего не происходит.

Формальное признание страной, что действующие во время войны государственные институты несут ответственность за депортацию евреев, нравы социума в отношении холокоста почти не изменило. Мол, дела давно минувших дней, преданья старины глубокой.

Сегодня наиболее прозорливые преподаватели в средней школе заявляют, но все равно с осторожностью, так как по статусу госслужащих на них распространяется правило не высказываться о политике, что подчас "невозможно затрагивать на уроках тему уничтожения евреев во время Второй мировой войны".

Еще бы это не было сложно!

Когда еще в 2006-м мать и отец похищенного Илана Халими пытались достучаться до полиции, повторяя, что мотив похищения (и пыток, и последующей гибели) их сына — антисемитизм, правоохранители убеждали их в обратном. Эта версия не была вообще никак отработана теми, кто занимался поисками юноши.

Более того, родителям те же правоохранители рекомендовали этой темы в публичных заявлениях избегать.

И лишь после того, как измученную жертву, которая агонизировала, обнаружить удалось, тогдашний глава МВД Франции Саркози ошибку своих подчиненных признал.

Спустя шесть лет после убийства Илана были расстреляны ученики еврейской школы — но и тогда, поскольку их убийца Мохаммед Мера до этого совершил еще два теракта, эту трагедию специально не выделили как акт антисемитизма.

Тем временем алия (репатриация французских евреев) в Израиль стала расти, ее пик пришелся на 2015-2018 годы.

"Мы больше не чувствуем себя в безопасности, мы не можем свободно и спокойно отправлять наши религиозные ритуалы, а ношение кипы за пределами синагоги может привести к большим неприятностям" — выбор уехать объясняли примерно такими словами.

Но эта ситуация и эти опасения касались и касаются отнюдь не только Франции.

В мае 2019 года высокий правительственный чиновник ФРГ Феликс Кляйн, занимавший пост уполномоченного по борьбе с антисемитизмом, заявил, что "в целях предосторожности не рекомендовал бы носить кипу куда угодно, понимая, что этот жест может быть расценен как сознательная провокация".

Так что, собственно, изменит процесс, который разбирается в мотивах убийства 85-летней французской еврейки?

Когда 10 ноября суд удалится на совещание, что сообщит он обществу — ну, кроме дежурных заявлений о том, что "воздана справедливость"?

А ничего. И ничего в нравах социума, в котором сейчас антисемитизм к тому же плотно сросся с ненавистью к Израилю, не поменяется.

Чтобы изменить общественные настроения, недостаточно проводить "марши поминовения", браться за руки, а президенту надевать время от времени кипу на торжественные мероприятия, которые проводятся руководством совета еврейской общины.

Нужен жесткий разговор, и прежде всего о прошлом. Открыть засекреченные архивы, и тогда потомки тех, кто доносил, найдут в себе (может быть) силы и попросят публично и искренне прощения у выживших потомков тех, на кого доносили их предки.

Это тот самый случай, когда ответственность не только может, но и должна быть коллективной, поскольку она — долг общей памяти нации и государства перед теми гражданами, кого не смогли и не захотели защитить.

Однако взять на себя этот груз памяти и очищения французский социум категорически не в состоянии, потому что это поставит под сомнение, а то и под угрозу уничтожения все те идеи, что пропагандируются в стране сегодня. Кроме того, это также заставит задуматься о снисходительном отношении к росту неонацистских настроений в тех стремящихся в Европу странах, в которых к голосу Парижа пока прислушиваются. И власти которых руководство Франции продолжает поддерживать.