Первые казачьи поселения на Северном Кавказе в XVI-XVII веках

_________________

                       Первыми русскими поселенцами на территории Северного Кавказа, согласно мнениям И. Д. Попко, В. А. Потто и М. А. Караулова, были Новгородкие ушкуйники и рязанские казаки. Сначала на берегах Терека в XIV веке, появились новгородские ушкуйники – вольные дружины которых, совершая походы на лодках (которые назывались ушкуи, отсюда и название ушкуйники) через Каспийское море проникали в устье Терека и поднимались вверх по реке [1]. Здесь они вступали в стычки с местными жителями, в набегах захватывали женщин, женились на них и селились по берегам Терека, создавали сплоченные коллективы и называли свои поселения городками.

В первой половине XVI века через Дон, Волгу и Каспийское море, повторяя маршрут новгородских ушкуйников, устремились к берегам Терека рязанские казаки. Это переселение было напрямую связано с присоединением в 1520 году Рязанского княжества к Московскому государству. К этому времени практически завершился процесс объединения русских земель в единое централизованное государство. Тысячи рязанцев были переселены во внутреннюю часть Московского княжества. Что же касается рязанского казачества, привыкшего к свободе, но при этом не имевшего силы к открытому сопротивлению великому князю, то оно приняло решение покинуть родные места и уйти далеко на юг, к берегам Терека. Ранее рязанские казаки жили по берегам Дона и Волги в Червленом Яру, где и служили охранной стражей. Среди историков есть некоторые разногласия о местонахождении Червленого Яра. Так И. Д. Попко указывал на южную часть рязанского княжества [2], а М. А. Караулов, основываясь на изучении диалектов предполагал, что первые рязанские поселенцы на Северном Кавказе были не из южной, а из восточной части рязанского княжества [3]. Казаки Червленого Яра должны были быть выселены, после присоединения Рязанского княжества к Московскому государству, в «пределы суздальские», но они этому не подчинились и самовольно переселились на Терек [4].

Помимо вопросов о происхождении гребенских казаков и о древней их метрополии, и версии о выходе из Рязанского княжества, существовало ещё мнение, высказанное дореволюционными историками – В. Н. Татищевым, Н. М. Карамзиным, С. М. Соловьевым и др. Так, согласно их мнению, гребенские казаки, как и вообще терские, ведут свое начало от донских. Происхождение их связано с бегством русских казаков с Дона на Северный Кавказ. Здесь они объединились в самостоятельные казачьи общины. Название же свое они получили от Гребенских гор еще на Доне, где казаки проживали до переселения [5]. Историк русского казачества Е. П. Савельев доказывал, что на реке Дон жили казаки Гребенские в городке Гребни.

Именно гребенские казаки из города Гребни преподнесли накануне Куликовской битвы 8 сентября 1380 года Дмитрию Ивановичу икону-хоругвь Донской Богородицы и образ Богородицы Гребневской [6]. Однако это утверждение справедливо оспаривается многими историками, считавшими, что название свое гребенские казаки получили от гребней Кавказских гор, где «слово «гребень» имеет то же значение что и на Доне» [7]. До настоящего времени остаётся не выясненным до конца вопрос: «Откуда произошло название «Гребенское казачество»? Достоверно лишь известно, что рязанские казаки высадились на берегах реки Сунжи [8], где они основали три станицы по имени своих атаманов: Курдюковскую, Гладковскую и Шадринскую. После были построены ещё две станицы Новогладновская и Червленная.

К началу второй половины XVI века на Северном Кавказе уже существовало несколько вольных казачьих поселений, из которых наиболее ранними по своему происхождению были рязанские и донские казаки, объединенные в единое казачье сообщество и получившие своё название гребенских казаков.

На гребнях Сунженского хребта казаки оставались до начала 80-х годов XVII века, затем в целях безопасности они переселились на правый берег Терека у мыса, образуемого слиянием Терека с Сунжей, где образовалась 80 километровая казачья линия.

Таким образом, первоначальное расселение гребенского казачества происходило в широком ареоле, междуречья Терека и Сунжи. Места, облюбованные гребенцами, отвечали хозяйственной и стратегической целесообразности. Течение Терека обеспечивало сообщение с Каспийским морем и Волгой. Именно здесь проходили караванная дорога из Персии в Москву и путь в Грузию. Эти места привлекали значительными естественными богатствами: в лесах водились звери и птицы, в реках – много рыбы. Под строительство станиц здесь было много пустующей, свободной земли. Гребенские казаки «вступали в тесные дружественные отношения с соседними горскими народами, оказывали им посильную военную и хозяйственную помощь и поддержку, вели с ними меховую торговлю» [9].

С середины XVI века в дельте нижнего течения Терека возникает еще одно северокавказское казачество – Терское низовое. В отличие от гребенских, терские казаки формировались из числа беглых, разрозненных групп русских людей и горских народов. Первое известие о появлении Терских низовых казаков относится к 1559 году, когда эти казаки овладели городом Тюмень, или, как его еще называли, Терколте, расположенном на одном из рукавов Терека [10]. Этот город для терских казаков становится как бы столицей, мощным опорным пунктом, вокруг которого селятся небольшими станами казаки. Основным занятием их в это время была охота, рыбная ловля и скотоводство. Вот что пишет об этом времени исследователь культуры и быта терского казачества Л. Б. Заседателева. «Сам военизированный походный уклад их жизни, сооружение небольших укреплённых городков, отсутствие необходимого инвентаря и какой-либо помощи от государства, оставляли мало надежд на быстрое экономическое процветание ранних куренных обществ» [11]. Численный состав Низового терского казачества в этот период был непостоянным: он то пополнялся прибывшими с Дона, Волги или с гор, то уменьшался уходившими от них казаками в другие, облюбованные места.

Отдельные группы казаков часто переходили с Дона на Волгу, с Волги на Яик и Терек и т. д. Разделение казачества по рекам в то время было в значительной мере условно. Из-за большой подвижности, постоянных переездов одни и те же казачьи отряды иногда назывались в документальных источниках то донскими, то волжскими, то терскими. Так, например, в документе 1586 года упоминался посланный воеводами из Москвы для сопровождения крымского царевича терский атаман Борис Татаринов, «а с ним десять человек казаков» [12]. В посольской отписке того же года сообщалось о том, что «с царевичем Мурат Киреем … пошло волжских атаманов с казаки Борис Татарин, а с ним девяносто пять человек, да Иванко Рязанец, а с ним пятьдесят человек…» [13].

Итак, отправляясь из Москвы для сопровождения крымского царевича терским атаманом, Борис Татаринов вскоре присоединился к волжским казакам. В дальнейшем документы сообщали о том, что на Волге действовал «воровской» атаман Борис Татарин с 150 казаками и соединившимися с ним запорожцами, а в 1588–1589 годах они были разгромлены царскими, ратными людьми [14].

О том, что на Терек прибывали казачьи отряды с «разных рек», свидетельствуют и более поздние источники [15]. Появлялись на Доне и Волге вольные казачьи ватажки с Терека.

Во второй половине 80-х годов XVI века на Волге была построена целая цепь городов-крепостей: Самара (1586), Царицын (1588), Саратов (1590) и др. Появление городов-крепостей привело к тому, что волжские казаки начали активно «превращаться» в служилых. Те же, кто не желали подчиняться царской власти, устремились к своим собратьям на Яик и Терек.

Приток казаков на Терек с Дона и Волги особенно усилился после 1576 года, когда царское правительство разгромило там много поселений вольных казаков. Именно тогда, согласно преданиям терско-гребенских казаков, три Донских атамана покинули пределы Дона и Волги, и ушли: одна часть с атаманом Ермаком – к купцам Строгановым и покорила затем Сибирское ханство; другая – с атаманом Нечаем перебралась на Яик и положила начало Уральскому казачеству; а третья часть – с атаманом Андреем Шадрой ушла на Терек и заняла там городок, названный по имени атамана, – Андреевским [16].

Первым о существовании этого городка поведал В. Н. Татищев, который называет «Андреевым» заброшенный каменный город на Сулаке, «поперек не более 150 сажен, стены толстые и высокие из великих камней тесанных состроены и одни ворота имеют» [17]. Далее В. Н. Татищев пишет: «а название ему дано по имени атамана Андрея Шадры» [18].

Однако пребывание казаков в этом городке было недолговременным. Казаки, жившие в Андреевском городке, под давлением кумыков вынуждены были оставить свой городок и уйти к гребенским и терским низовым казакам.

Примерно в одно и то же время, что и Андреевский городок существовал ещё один построенный Терским низовым казачеством в урочище Баклакове, при впадении реки Терека в Каспийское море. Как утверждал профессор Е. И. Крупнов проводивший археологические раскопки в этом месте, город обладал высокими земляными укреплениями, ограждавшими его с трёх сторон, получил название по форме застройки – Трехстенным. Е. И. Крупнову удалось установить точную дату основания Трехстенного городка – начало 70-х годов XVI века [19].

В 1668 году Трехстенный городок был разрушен морским прибоем, и терские низовые казаки вынуждены были поселиться вблизи с Терской крепостью. Здесь жизнь казаков попала в полную зависимость от царских воевод, и «казаки 27 августа 1668 года были включены в общий состав гарнизона под именем Терского казачьего войска» [20].

Определить численность первых казачьих сообществ на Тереке, а также места первоначального расселения нелегко в силу неустойчивости и постоянных миграций казачьих отрядов. Предводитель вайнахского общества Ших-Мурза Окоцкий писал в 1588 году царю, что с ним вместе служили государю 500 терских атаманов и казаков [21]. Турецкий паша Осман уверял: в 1583 году на него на Тереке напали 1000 казаков. По другим сведениям, под турецкую крепость Темрюк приходило 600 казаков [22]. Сами терско-гребенские казаки не сообщали властям данные о своей численности.

Первые упоминания о месте пребывания вольных казаков на Северном Кавказе встречались в царской грамоте 1581 году, где указывалось, что «беглые казаки … живут на Тереке, на море» [23], т.е. как в устье Терека, так и по его течению. Других, более подробных сведений о расселении казачества в документах XVI века пока не обнаружено [24].

Деление на терских и гребенских казаков в документах не прослеживается. Сообщалось только о «вольных терских казаках», «казаках с Терека», под которыми подразумевались все казачьи сообщества, осваивавшие бассейн Терека и Сунжи. Согласно мнению С. А. Козлова, неубедительным представляется широко распространенное в исторической литературе мнение о том, что вначале появились гребенские казаки, обитавшие у склонов («на гребнях») Терского хребта или на правобережье Сунжи, а уж затем к концу XVI века в низовьях Терека осели терские казаки. «Вероятнее всего, пишет С. А. Козлов, подвижные, курсировавшие по всему терско-сунженскому бассейну казачьи сообщества почти параллельно осваивали как устье и низовье Терека, так и гребни Терского хребта, и далее правобережье Сунжи. И продвигались казаки от терского устья все дальше вглубь за междуречье Терека и Сунжи» [25].

Документы XVII века позволяют восстановить расположение многих казачьих городков, ибо район расселения казаков с «Терка» был обширным. Так, в документе 1614 года отмечалось, что «по Терке реке и по иным речкам живут вольные многие люди, казаки» [26]. А в посольской отписке 1640 года, уже более подробно сообщается, что «казаки живут по Терку и по Сунже и в иных местах по городкам и на промыслех, на море и на реках, и на камышех, и на степях» [27]. Согласно документальным источникам дошедшим до нашего времени, в низовьях Терека встречаются городки атаманов Семенки «на Кизляре» и Гаврила Пана «на Быстрой – близко Терки» [28]. Далее целая цепь казачьих городков «по Терку, от Цареву Броду и до Урочища Моздоку» [29]. К левобережным казачьим поселениям можно отнести городки атамана Досая, атамана Парамонова, Верхний и Нижний Червленой, Наурский, Ищерский, Оскин, Шевелев и другие [30]. На правом берегу у склонов Терского хребта расположились казачьи городки Сарафанников, Шадрин, Степана Москаля, Овдакима Мещеряка, Медвежий и другие [31]. Е. Н. Кушева выявила из источников 1638 и 1644 годов данные о четырех казачьих городках на правобережье Сунжи, вернее на ее правых притоках – речках Быстрой (Аргун), Белой, Черной (Черная речка восточнее Аргуна) и Гремячей (возможно проток выше Ассы) [32].

Район обитания терско-гребенских казаков оставался подвижным как в XVI, так и в XVII веке. Нередко упоминания о вольных казачьих городках на Тереке появлялись в документах и исчезали, что было связано со стихийными бедствиями, будь то разливы рек, или пожары. Большие изменения в географию расселения казаков внесло «кызылбашское разорение» 1653 года (Поход иранских войск на Терек) и нападения ряда северокавказских владетелей и ногайских мурз, в результате которых значительная часть казаков, «пометав прежние свои городки, з женишками и з детишками розбрелись врозь по иным городкам» [33]. Начавшееся активное освоение Северо-Кавказской равнины горцами также «сопровождалось вытеснением казаков, и делало район их обитания более ограниченным» [34].

Одним из основных источников пополнения русского казачества на Тереке в XVII веке продолжали оставаться периодически появлявшиеся на Северном Кавказе казачьи отряды с Дона, Волги, Днепра и Яика. Особенно часто приходили на Терек отряды донских казаков, что было обусловлено, прежде всего, довольно близким расстоянием. В материалах истории русско-грузинских отношений 80-х годов XVII века, например, отмечалось, «аз Дону де из Черкасского степью в гребни тою дорогою ездят безпрестанно человек по сту и менши» [35]. В среднем расстояние с Дона до Терека преодолевалалось казачьими отрядами за 10–14 дней [36]. Это позволяло донским казакам и их собратьям с Терека поддерживать постоянные контакты, помогать друг другу и пополнять свои общины за счет прибывавших казачьих отрядов.

Сохранилось немало сведений о частом появлении на Северном Кавказе казаков-хохлачей, т.е. запорожцев [37]. Приходили «на море» и на Терек с целью пограбить северокавказских владельцев «воровские казаки» с Яика [38], хотя «от яицких казаков до гребенских … не блиско» [39]. Периодически прибывали на Терек казаки с Волги и жили «в крепких местах, где их сыскать нельзя» [40].

По мнению С. А. Козлова, казаки «с разных рек» приходили на Терек, на непродолжительный период и лишь небольшие казачьи отряды прочно оседали в терско-сунженском бассейне [41]. При этом нужно отметить, что терские и гребенские казаки не всегда принимали в свои городки пришлые казачьи отряды и шли порой с ними на обострение отношений. Так, в 1649 году терско-гребенские казаки отказались идти с пришедшими донскими казаками и запорожцами на ногайский аул, который разместился на Тереке «меж казачьих городков на выходи». Вольные казаки чуть даже не побили друг друга [42].

Небольшие отряды терских и гребенских казаков также периодически покидали свои городки и уходили то на Куму, то на Дон, то на Волгу. В документе 1628 года отмечалось: «многие терские казаки, исторопясь, збежали на Дон…» [43]. В отписке 1631 года, сообщалось, что вольные казаки на Тереке «на государеву службу идти не хотят, а бредут розно на Куму реку и на Дон…» [44].

В 40–50-е годы XVII века терско-гребенские казаки из-за притеснений ногайских и кумыкских владетелей хотели покинуть свои городки и уйти на Дон [45]. Это свидетельствовало, во-первых, о прочных связях, которые поддерживали друг с другом ранние казачьи группы. Во-вторых, могло быть вызвано и тем, что небольшие отряды донских казаков, осевших в терских казачьих городках, когда «де стало жить от бусурманов невозможно» [46], изъявили желание возвратиться на Дон, призывая и других казаков.

Появление на Тереке в XVII веке новых потоков беглых людей из разных уголков России во многом было связано с внутриполитическими факторами. Голод 1601–1603 годов и последовавшие за ним события Смутного времени привели к многочисленному оттоку с центра в казачьи общины беглых холопов, крестьян, служивых людей и обнищавших дворян.

Приток «беглых сходцев» из России и «воровских казаков» вновь усилился на Тереке во время походов донских казаков под предводительством Степана Разина [47]. По сведениям астраханского воеводы, в 1668 году «пришли з Дону казаков конных 100 человек и стоят от казачьих гребенских городков в 50 верстах, а атаман де у них Алешка Пропокин» [48]. Помимо этого, было 400 конных казаков на реке Куме «да з Дону ж де будет к ним вскоре Алешка Каторжной, а с ним конных же казаков 2000 человек» [49]. Вскоре на реку Куму пришло еще 400 казаков во главе с запорожцем Бобой «а с Кумы де тем казаком идти будет на Терек к гребенским казакам» [50].

В дальнейшем отряды С. Разина неоднократно прибывали на Терек. Укрывались в терско-гребенских городках и остатки разинцев, после их разгрома царскими войсками [51].

Не менее мощный поток русских поселенцев на Северном Кавказе составили в конце XVII века, искавшие спасение от преследований властей и церкви, раскольники. Они поселились на основанной еще разинцами земле в низовьях реки Кумы, где построили свой земляной городок. Хлебные запасы в городок присылались кабардинскими владетелями, с которыми поддерживались дружественные отношения. Жители «кумского городка» сразу же вступили в контакты с терскими и гребенскими казаками. Гребенской войсковой атаман И. Кукля предложил беглецам-раскольникам переселиться на Терек в казачьи городки [52].

Население терских и гребенских станиц росло за счет служилых людей Терского города. Они уходили в казачьи городки из-за тяжелого продовольственного положения, сложившегося в Терках. Воеводы неоднократно сообщали в Москву, что «на Терке… ратных людей мало, и те, конечно, бедны, наги и босы, и голодны, помирают голодною смертию, а иные от голоду и от нужи бредут розно» [53]. Другие вступали в конфликт с местной администрацией и поэтому бежали к вольным казакам в надежде найти спасение от произвола терских воевод.

Находили приют и убежище в казачьих городках на Тереке и бежавшие с плену. В XVI–XVII веках северокавказские владетели вели бойкую торговлю «живым товаром» на невольничьих рынках Дербента, Анапы, Эндери и др. Пленные, захватываемые ими во время военных акций, становились рабами. Среди них немало было и выходцев из России, которые попадали на Северный Кавказ в результате перепродажи и захвата в плен русских людей во время военных действий в регионе. В документах XVII века неоднократно сообщалось о русских пленниках, бежавших от своих северокавказских владетелей в казачьи городки [54].

На протяжении всего XVII века терско-гребенские казачьи общины пополнялись за счет притока беглецов-горцев. К казакам уходили те, кого ожидало у себя на родине наказание за всевозможные проступки, или кровная месть. По этому поводу северокавказские владетели неоднократно жаловались российскому правительству, что их «люди» бегают от них и «живут на Терке и в казачьих городках» [55]. Обычно поиск беглецов результата не давал, и терские воеводы лишь констатировали тот факт, что «де ушел к казакам» [56].

Бежавшие в казачьи городки горцы «крестились в православную христианскую веру», и тем самым получали покровительство и защиту со стороны российской администрации, которая предписывала терским воеводам «крещены… не отдавати» [57]. Такие казаки получали название новокрещенцев. К сожалению, анализ документов XVII века не позволяет выявить точное количество казаков выходцев из северокавказских народов. Вместе с тем в документах нередко упоминаются казаки явно нерусского происхождения: атаман казачий Ивашко Сунгуров и терский казак Шолох; Евлаш и Байтерек из Курдюкова городка; Бормата, Остай, Тагайпс, Илях из Попова городка [58].

Официально численность казаков на Тереке в XVII веке определялась в 500 человек [59]. В посольской отписке 1631 года отмечалось, что дано «государева жалованья» 30 атаманам и 470 рядовым терским и гребенским казакам [60]. Из росписи, составленной терским стрелецким головой Сергеем Протопоповым, следовало, что в Шевелевом городке живет 20 казаков, в Ищерском – 25, в Оскине – 30, в Нижнечерленом городке – 33 человека [61]. Таким образом, в среднем в казачьих городках проживало по 30 человек боеспособного мужского населения.

Одновременно с упоминаниями о вольных казаках в документах XVI–XVII веков встречались сведения и о служилых городовых казаках. Это были казаки, перешедшие на государственную службу и, получавшие за нее жалованье и земельные наделы. По своему положению они мало, чем отличались от стрельцов, пушкарей, несших военную службу.

В 1562 году по просьбе тестя Ивана Грозного кабардинского князя Темрюка Идарова из Москвы «оберегати его от недругов…» был послан воевода Г. С. Плещеев с отрядом «стрельцов 500 человек да пять атаманов казачьих с казаки, а казаков с ними 500 человек» [62]. С помощью русских ратных людей Темрюк сумел подчинить своей власти другого кабардинского князя – Пшеапшоку Кайтукина и подвластные ему селения, на которые была наложена дань. В Москву Г. С. Плещеев с отрядом возвратился в октябре 1563 года.

В сентябре 1565 года к Темрюку по его просьбе были направлены два отряда служилых казаков, возглавляемых воеводами И. Дашковым и Д. Ржевским. Отряды прибыли в Кабарду летом 1566 года и «жили у Темрюка-князя» [63]. Русские ратные люди вновь разгромили владения князя Пшеапшока Кайтукина. В Москву воеводы вернулись в октябре того же года.

Следующее упоминание о служилых казаках на Тереке относится к 1588 году, когда в устье Терека был построен город-крепость Терки, в состав гарнизона которого входили присланные казаки. Так кроме двух тысяч стрельцов, которых привёл с собой в Терку воевода А. И. Хворостинин, в крепость были переселены 800 городовых казаков [64]. Причем в источниках их называют то жилецкими, указывая на прикрепленность к определенному месту жительства, то беломестными – свободными от выполнения феодальных повинностей.

Служилые казаки на Тереке несли царскую службу, которая для них, в отличие от вольных казаков, была обязательной. Особенность терских городовых казаков состояла в том, что они были пешими воинами. Поэтому их использовали в основном как вспомогательную силу в военных акциях, предпринимаемых на Северном Кавказе русским правительством.

Войсковая организация служилых казаков Терского города во многом была схожа с стрелецкой. Те же «приказы», головы, сотники и пятидесятники. Служилые городовые казаки на Тереке были беспоместными, служили за денежное и хлебное жалованье, как и стрельцы, подчинялись терскому воеводе. Неслучайно в отписках часто упоминались стрельцы и служилые казаки под общим названием «государевых ратных людей». Одним из первых казачьих голов письменные источники называют Василия Онучина [65].

Терские служилые казаки составляли значительную силу, но уже к середине XVII века о них упоминалось в документах довольно редко. Постепенно их численность уменьшается. По «сметной росписи» 1681 года служилых казаков насчитывалось всего девять человек, и потому было принято решение о «перечислении» их в стрельцы [66]. Это был закономерный итог, так как служилые казаки Терского города практически ничем не отличались от стрельцов и выполнялись одинаковые функции.

К концу XVII века численность казачьего населения в бассейне реки Терек возросло за счет мощного притока беглых людей из центральных районов России, Дона и Волги.

К началу XVII века вольное казачество на Северном Кавказе начало оформляться организационно: складывается войско – военная, политическая и социальная форма объединения казаков.

Беглые упоминания о казачьем «войске» на Тереке встречаются в различных письменных источниках еще с начала XVII века. Сохранились посольские отписки и грамоты, в которых российская администрация обращалась с «просьбами» к казачьему войску. Так, в царской грамоте, посланной на Терек в 1615 году, отмечалось: «И вы б, терские атаманы и казаки и великое войско…, собрався шли б казыева улуса на мурз и на их улусы» [67].

Как уже отмечалось выше, большой район расселения казаков – от устья Терека и его низовьев до терско-сунженского междуречья, склонов Терского хребта и далее до правобережья Сунжи – привел к выделению двух групп: терского низового казачества и гребенского. Однако во многих документах XVII века они зачастую упоминались вместе, как единое целое, и подчас трудно определить представителем, какой казачьей группы был тот или иной атаман, или казак, так как в письменных источниках их называли «терскими гребенскими». Причем это можно обнаружить как в терской отписке 1641 года, где отмечалось, что на Тереке живут «терские и гребенские казаки человек с пятьсот», а также в грамоте 1698 года, где упоминались «терские гребенские казаки атаман Богдан Андреев с товарищи» [68]. Царская администрация обращалась «по вестям к терским и гребенским вольным атаманом и казаком, что б они шли на государеву службу на перевозы» и выплачивала им вместе, не разделяя на группы, годовое жалованье [69].

Совместным у терских низовых и гребенских казаков было войсковое управление. В документах XVII века упоминаются общевойсковые атаманы терских и гребенских казаков Федор Шевель, Федор Киреев, Леонтий Симанов, Богдан Андреев, Леонтий Лопоногой и другие [70]. Правда, иногда в письменных источниках их называли то терскими, то гребенскими атаманами, что, по сути, не имеет существенного значения. Так же, в письменных источниках XVII века гребенских казаков нередко определяли терскими казаками, которые живут в гребнях [71]. Гребенские и терские низовые казаки за все время своего проживания на Северном Кавказе не смогли создать обособленные войсковые структуры. Произошло их слияние в единое терско-гребенское войско.

Высшим органом власти в казачьем войске был круг – собрание казаков-воинов «всей реки». На нем решались важнейшие вопросы. В результате обсуждений вырабатывалась тактика взаимоотношений терско-гребенского казачества с российской администрацией и северокавказскими владетелями. Как пример тому может служить обращение русских посланников к терско-гребенским атаманам и казакам в 1655 году с просьбой «государю послужить». На что войсковой атаман Леонтий Симанов заявил, что необходимо дать сроку два дня и «они… всем войском о том меж себя совет учинят» [72].

Принимались на кругу решения в зависимости от конкретных обстоятельств. Так, в 1628 году вольные терско-гребенские казаки отказались идти на «государеву службу», ссылаясь на невыплату им жалованья за прошлые годы [73]. А в 1691 году на кругу постановили «для береженья» Терского города послать по сто казаков-воинов [74].

Круг посылал депутации в Москву, направлял различные отписки и жалобы, занимался дележом царского жалованья и периодически отправлял за ним небольшой отряд («станицу»). Так же ведал круг судопроизводством, решал житейские вопросы, разбирал челобитные рядовых казаков. Регулировал казачий круг и внутрихозяйственную жизнь, правовые вопросы и внешние сношения.

На общем собрании казаков «всей реки» избирался войсковой атаман, которому принадлежала исполнительная власть во всем войске. Обычно им становился один из станичных атаманов, пользовавшийся наибольшим авторитетом среди казаков [75]. Первый, упоминаемый в документах, войсковой атаман Федор Шевель в посольских отписках 30-х годов XVII века значился еще рядовым атаманом. Лишь источники 40-х годов XVII века сообщали о нем как о войсковом атамане терских и гребенских казаков [76]. На время похода казаки избирали походного атамана, которому давались неограниченные полномочия. Иногда эту должность совмещал войсковой атаман. Так, во время Азовского похода Петра I в 1695 году походным атаманом был терско-гребенской атаман «всего войска» Федор Киреев.

Вторым по значению лицом в иерархии казачьего войска являлся есаул, которого тоже выбирали на кругу «всего войска». С. А. Козлов в своем исследовании приводит биографию одного из войсковых есаулов – Ивана Кукли. В начале он упоминается как атаман Нижнечерленого городка. В посольской отписке 1651 года значится уже войсковым есаулом. А в 80-х годах XVII века становится войсковым атаманом [77].

В отличие от своих собратьев с Дона, вольное казачество на Тереке не имело единого центра – войсковой столицы с развитой управленческой структурой. По всей видимости, роль войсковой столицы по очереди выполняли те казачьи городки, чьи станичные атаманы становились атаманами всего войска.

Управление в казачьих городках было организовано по тому же принципу, что и общевойсковое. Также созывались круги, где казаки решали различные текущие вопросы, избирались атаманы и есаулы, которые были обязаны выполнять волю казаков станицы. Решения круга становились законом для всех казаков городка. Те же, кто нарушал их, изгонялись из казачьей общины [78].

Обычно казачьи городки носили имена первооснователей или станичных атаманов. Так, в первой половине XVII века, в документах часто встречались сведения о терско-гребенских городках носящих имена своих атаманов: Леонтьев, Шадрин, Курдюков, Уразов, Аристов, Гладков, Кирьянов, Потапов, Оскин, Яковлев, Андреев, Куклин, Лопоногов, Кондратьев, Симонов и другие [79]. Изредка в память о наиболее почитаемых атаманах их именами называли определенную местность. Отсюда Сарафанников Яр, Леонтьев Юрт и другие [80].

Развитие вольного терско-гребенского казачества, как военной организации, происходило в условиях ожесточенной борьбы с крымско-турецкими и персидскими захватчиками и их союзниками из числа северокавказских владетелей. Постоянная военная тревога прививала особые качества, свойственные порубежному казачеству. «Меня всегда поражала, писал князь Гагарин, много лет, живший среди казаков, постоянная готовность казака к бою и к встрече опасности. Казаком в этом случае руководит не желание получить за то награды… в казаке нет такого честолюбия; в его голове единственная мысль – не отстать от товарища и, если придется сразиться или умереть не иначе, как в кругу своих товарищей» [81].

Все эти качества свойственные казакам не могли не обратить внимания на них со стороны царской администрации. Ибо появление вольного казачества на Северном Кавказе в XVI веке совпало с активизацией политики России в регионе. После взятия царскими войсками Казани в 1552 году и Астрахани в 1556 году границы Российского государства основательно расширились. Выход к Каспийскому морю, с одной стороны, вел к установлению русско-кавказских связей, а с другой – к обострению отношений России с Турцией и Ираном. Северный Кавказ интересовал Россию еще и потому, что здесь проходили важнейшие военно-стратегические и торговые пути.

К середине XVI века социально-экономическая и политическая обстановка на Северном Кавказе складывалась в пользу России. В то время, когда в России сложилось централизованное государство, игравшее большую роль в международной политике, на Северном Кавказе существовали обособленные феодальные владения, между которыми шли беспрерывные войны. Помимо этого присутствовала постоянная угроза разбойных нападений Крымского ханства и Турции. Последние, к середине XVI века на узком побережье Чёрного моря создали опорные пункты, превращённые в мощные крепости: Сухум, Гагры, Сунджук и Темрюк, начинают вынашивать грандиозные планы захвата Северного Кавказа, Астрахани и Ногайских степей.

Народы Северного Кавказа оказывали Крымским и Турецким захватчикам ожесточенное, хотя и неорганизованное сопротивление. Понимая, что одним им не под силу справиться с натиском агрессора, они вынуждены были в целях спасения обращаться за помощью и покровительством к России.

По просьбе кабардинских владетелей, заинтересованных в сближении с Московским государством, в 60–70-е годы XVI века на р. Тереке «для бережения от недругов» строились русские городки-крепости. Однако они очень быстро разрушались из-за нежелания царского правительства вступать в открытый военный конфликт с Оттоманской империей. Но уже в 1588 году в устье Терека был построен город «Терки», который просуществовал до 1722 года. «Терки» стал важным военным и административным центром Северо-Восточного Кавказа. Здесь жили царские воеводы, находился военный гарнизон, снабженный артиллерией. Так же была построена небольшая русская крепость в устье Сунжи, получившая название Сунженский острог. Она сохранялась до середины XVII века, причем ее неоднократно разрушали, а затем восстанавливали. Первые русские крепости на Тереке имели военно-стратегическое и политическое значение.

С началом строительства русских городов-крепостей на Северном Кавказе установились непосредственные контакты российской администрации с осевшими в бассейне рек Терека и Сунжи вольными казаками. Российские власти стремились сблизиться с вольными казаками. Конные отряды казаков имели неоспоримые преимущества перед пешими служилыми людьми Терского города. Вольные терско-гребенские казаки были опытными воинами, умело сражавшимися в конном и пешем строю, прекрасно ориентировавшимися на местности. Именно по этому под контролем казаков оказались важные торговые и стратегические пути. Турецкие послы не раз сообщали о том, что вольные казаки стоят на Османской дороге (линия Темрюк-Пятигорье-Эльхотово-Терки-Дербент) [82]. Казаки доставляли немало хлопот Оттоманской империи – военному сопернику России. В Москве прекрасно понимали, какую неоценимую помощь смогли бы оказать терские казаки в защите южных границ России. Заинтересовано в сотрудничестве с государством было и казачество на Тереке. Казакам нужен был надежный покровитель и союзник в лице России. Таким образом, во второй половине XVI века начался процесс сближения терско-гребенского казачества с Российским государством.

Между Российским государством и казачеством на Тереке к началу XVII века сложились отношения, напоминавшие контакты между отдельными равноправными сторонами. Власти по-прежнему стремились использовать казаков «с реки Терка» как проводников кавказской политики России, привлекая их для сопровождения посольств, охраны перевозов. Помогали вольные казаки царским воеводам в укреплении Терского города и сооружения Сунженского острога, держали сторожевые разъезды [83]. Участвовали терско-гребенские казаки и в военных походах царских войск на Северном Кавказе. За службу российские власти присылали вольным казакам на Терек порох, свинец, сукно, хлебное и денежное жалованье.

При этом нужно заметить, что несли службу терско-гребенские казаки лишь тогда, когда это соответствовало их интересам. Свой отказ, как правило, вольные казаки обосновывали тем, что «в городках пусто» или ссылались на притеснения «от иных иноземцов» [84]. Так в 1631 году терский воевода сообщал, что казаки отказались идти на «государеву службу на перевозы», «а бредут розно на Куму реку и на Дон…» [85]. Как правило, подобным образом казачество на Тереке пыталось добиться больших наград и пожалований. Российской администрации ничего не оставалось, как идти на уступки, остро нуждаясь в казаках, как в значительной вооруженной силе в регионе. Терские воеводы не раз с тревогой писали в Москву: «А токмо-де казаков и в гребенях не будет и Терскому городу будет большая теснота» [86].

Таким образом, российским властям приходилось иметь дело не с отдельными группами вольных казаков, а со сложившейся к середине XVII века организацией – Терско-гребенским войском, что позволяло атаманам, используя его силу, более успешно противостоять давлению, оказываемому из центра и оберегать казачьи вольности. При этом российская администрация извлекала и свои выгоды, умело, используя преимущества войсковой организации, при проведении кавказской политики.

Все чаще российские власти стали координировать с Терско-гребенским войском вопросы, связанные с обстановкой в северокавказском регионе. При этом власти обращались с просьбами непосредственно «к терскому великому войску» или войсковому атаману. В «государевых» посланиях звучали призывы к казакам «учинить меж себя совет» для принятия необходимых решений [87]. Войсковые атаманы без согласования с кругом каких-либо ответственных решений не принимали. Так, в 1648 году в ответ на просьбы уварских мурз о поселении «своим владеньем близ гребеней» терские воеводы писали атаману Федору Шевелю, чтоб «казаки учинили меж собою совет» и сообщили свое мнение. Получив от них отрицательный ответ, российская администрация отклонила просьбы «уварских людей», которые «пошли де с того места на прежнее свое житье» [88].

Терско-гребенское казачество стало реальной силой в регионе, с которой вынуждены считаться, и заинтересованы были поддерживать взаимовыгодные союзнические отношения. При этом казаки умело строили выгодные союзнические отношения, регулировали свои взаимоотношения с северокавказскими владетелями, что делало их положение относительно стабильным и прочным.

Все более отлаженным становился и механизм поощрения государством казачества на Тереке «за службу». Если в начале XVII века пожалования казакам носили временный характер, то в документах второй четверти XVII века уже упоминалось о ежегодном жалованье терско-гребенским казакам. Так, в посольской отписке 1631 года указывалось о выдаче казакам «государевой» грамоты, по которой им полагалось «жалованье ежегодно беспереводно» [89]. В грамоте предусматривалось выдавать 30 атаманам «по рублю, да по две чети муки…» и 470 рядовым казакам «по полтине, да по три осмине муки на год». Кроме того, «для службы, как их пошлют…», атаманам выделялось два рубля, рядовым казакам по рублю, «по осмине круп, по осмине толокна» [90]. В дальнейшем в источниках неоднократно отмечалось, что вольных казаков «государевым жалованьем обнадежили» [91]. Хотя регулярно годовое жалованье терско-гребенские казаки стали получать лишь со второй половины XVII века.

Как видно, из Российского государства казакам постоянно шли средства, по тем временам, без преувеличения, немалые. Достаточно сказать, только на 1 рубль тогда можно было купить многое. И все это давалось, конечно же, не просто так. Таким способом казаки постепенно, но неуклонно переводились в прямое и непосредственное подчинение царской власти.

Год от года терско-гребенское казачество все активнее стало вовлекаться в орбиту внешнеполитической деятельности Российского государства на Северном Кавказе. Для укрепления российских позиций в регионе был заново отстроен в 1651 году Сунженский острог. Построенный при устье Сунжи «между двух вод», острог был надежно защищен природными преградами, а его местоположение позволяло контролировать переправы в терско-сунженском бассейне [92]. Строительство острога имело не только военно-стратегическое значение, но и позволяло получать большие перевозные пошлины с торговых операций, так как «миноват де тово места никому будет не мочно» [93]. Во время строительства острога вольные казаки стояли «для береженья … чтоб какова дурна не учинилось» [94].

Особая роль в создании надежной фортификационной системы отводилась терско-гребенским казакам, чьи городки прочно окружали Сунженский острог, становясь преградой на пути неприятеля [95]. Так, целая россыпь казачьих городков названа в «росписи» острога 1651 года: «да против стоялово ж острогу за Терком - рекою казачий Оскин-городок . От…острогу с полверсты…, да на той же стороне вниз по Терку - реке казачьи городки, городок Ишщемской от острогу в 2 верстах…, Шевелев городок от острогу в 3 верстах…, да Нижней Черленой городок, от острогу в 5 верстах…» [96]. В версте от острога «на Черкасской стороне» находился Шадрин городок [97].

Таким образом, российское правительство начинало создавать первую в истории Северного Кавказа укрепленную «линию» от устья до междуречья Терека и Сунжи, стремясь при этом опереться на терско-гребенское казачество. Река Терек как бы становится официальной русской границей, по левому берегу которой тянулся ряд укреплённых казачьих городков, а город «Терка» становится главным стратегическим пунктом этой линии, замыкавшей её у устья Терека.

Закладка Сунженского острога и усиление позиций России на Северном Кавказе вызывало недовольство со стороны Ирана и шамхала Тарковского. В октябре 1651 года иранский шах направил к Сунженскому острогу значительные силы, к которым примкнул и шамхал Тарковский. Гарнизон острога, состоявший из терских ратных людей и казаков, был усилен кабардинскими ополченцами, прибывшими сюда вместе с князем Муцалом Черкасским, который и возглавил оборону острога. Казачьи городки стали преградой на пути неприятеля. В челобитной кабардинского князя Муцала Черкасского указывалось: «с ратными людьми и с терскими и с гребенскими атаманы и казаки, которые в те поры прилучились из-за Терка-реки, перешод к государеву Сунженскому острогу, и с братьей своею с барагунскими к Сунженскому острогу учинили крепь…» [98]. Осада острога неприятелем длилась более двух недель. Помимо терских ратных людей и служилых горцев его защищали около двухсот терско-гребенских казаков [99]. По прошествию двух недель безуспешных попыток взять штурмом острог, неприятель снял осаду и напал на незащищённые казачьи городки-станицы, где произвёл полнейший разгром: многих, перебив людей и захватив огромную добычу. В историю это событие вошло под названием «Кызылбашского разорения». В создавшейся ситуации «государевы служилые люди» решили оставить острог и, «взяв… государев наряд, пушки, да стальное зелье и свинец, и церковные книги, и колокола, и пометав свои жилища, вернуться в Терки» [100].

За героическую оборону Сунженского острога 28 июля 1653 года царь прислал казакам грамоту с подарками. Это была первая грамота царя, выданная гребенцам за боевую службу.

Вынужденная ликвидация важного опорного пункта в междуречье Терека и Сунжи ослабила позиции России в регионе. Все эти события резко отразились на численности населения в Терках. Власти спешно направили для укрепления терского гарнизона дополнительные силы «солдатского строю, немецкие полковники и урядники, а с ними русские солдаты, многие люди с огненным боем» [101]. В 1658 году в Терский город на «вечное житье» было послано еще 1379 стрельцов и служилых казаков с их семействами. Переселенцев наделили определёнными льготами. «Такими мерами думали приковать этих первых представителей правительственной, иначе – принудительной колонизации на Кавказе, к их новому суровому краю, чтобы удержать их от побегов» [102].

Наиболее ощутимые потери от «Кызылбашского разорения» понесли терско-гребенские казаки. В различных документах отмечалось, что «казачьи де городки по Терку-реке многие вызжены ж», причем около 10 из них так и остались не восстановленными. Среди них Курдюков, Шадрин, Гладковский, Аристов и др. Из 200 вольных казаков, защищавших «государев» острог, в Терки возвратилось всего 108 рядовых казаков с атаманами [103]. Немало казаков было захвачено неприятелем в плен.

В 1656 году на войну со Швецией были вызваны вольные казаки Дона и Терека. Гребенцы и терцы принимали участие во взятии ряда крепостей в Ливонии, «в сражениях, пожалуй, впервые проявились мощь и потенциальные возможности казачьей конницы» [104].

С 1633 года южные границы Российского государства постоянно начали подвергаться набегам Малой Ногайской орды, которая к этому времени была вассалом Крымского ханства. 1636 году Московским правительством был организован военный поход против беспокойного соседа. Объединённое войско во главе с князем С. Волконским, куда входили 200 стрельцов, служивые дворяне, кабардинская конница, «окоченцы» и, конечно, вольные казаки Терского и Гребенского войск, «у которых лошади есть и которые похотят» [105], выступили в поход.

Хан Малой Ногайской орды Казы-мурза выставил против войск Волконского 20-ти тысячную конницу. На помощь войскам Волконского должны были прийти донские казаки, но они во время не прибыли в условленное место.

Воевода – князь Волконский не стал дожидаться донских казаков, а напал на 20-ти тысячное войско и наголову его разбил, затем разорил ногайские улусы и ушёл в Астрахань.

Разгром Малой Ногайской орды встревожил Крымское ханство, и Крым стал готовиться к походу против России. Но состоялся поход лишь в 1645 году, когда огромная армия крымского хана предприняла осаду казачьего города на Доне – Черкасска. На помощь донцам прибыло подкрепление из России: из Астрахани прибыл со стрельцами князь С. Пожарский, «к нему присоединились 1200 терских и гребенских казаков и кабардинцев во главе с кабардинским князем Муцалом Сунчалеевичем. В ходе завязавшейся битвы крымское войско было разбито, в плен попало более 7-ми тысяч крымцев.

К концу 60-х годов XVII века отношения вольного казачества на Тереке с российским правительством стали напряженными. Как писал С. А. Козлов, «несмотря на относительную лояльность терско-гребенского казачества к государству, в нем сохранялся бунтарский дух, тлели искры будущих народных выступлений» [106]. Церковная реформа Никона, приведшая к расколу в русской православной церкви, вызвала новый приток беглых сходцев из разных уголков России на Терек. Весной 1667 года до Терского воеводы дошёл слух, что на Дону казак Степан Тимофеевич Разин поднял большую массу казаков, увлёк их вверх по Волге, творя разбои и погромы.

К лету 1668 года между рекой Кумой и казачьими городками терско-гребенских казаков сконцентрировалась внушительная сила – около трех тысяч запорожских и донских казаков, что было связано с Каспийским походом Степана Разина. «Пришлые» казаки пытались склонить на свою сторону собратьев «с Терка». Документы сообщают о том, что к терско-гребенским казакам «с уговорами» приезжали «де из войска» пять донских казаков. И терцы не только не оказали им сопротивления, но и снабжали лошадьми [107]. Все это вызвало тревогу у царской администрации, которая относилась к терско-гребенскому казачеству с явным недоверием.

В 1668 году Степан Разин подошёл к устью Терека и обратился к Касбулату Черкасскому присоединиться к его восстанию против Московского правительства. Черкасский ответил отказом и убедил терцев и гребенцов не вступать в ряды Разина. С глубокой симпатией к Касбулату пишет в своей книге историк терского казачества В. А. Потто: «И терское и гребенское войско, сдерживаемые умной политикой князя Касбулата по наружности были спокойны» [108]. И это, несмотря на то, что Терский город примкнул к разинцам. Так, в отписке 1670 года указывалось: «и терченя де великому государю изменили и город ворам здали, а воевод держат на Терке за караулом». При этом терские «непослушники» переписывались с разинцами и получали от них инструкции [109]. Укрылись в терско-гребенских городках и остатки разинцев после их разгрома правительственными войсками.

Однако, несмотря на открытое выступление части терско-гребенского казачества на стороне Степана Разина, большая часть сохранила лояльность к царскому правительству. Более того, в ноябре 1671 года Касбулат Черкасский во главе отряда из терско-гребенских казаков и кабардинцев принял участие в освобождении Астрахани от разинцев (к этому времени Степан Разин был уже казнён 6 июня 1671 года). Таким образом, конница из Терков сыграла решающую роль в разгроме остатков войск Разина.

В 1674–1675 годах в Москву приезжала «станица» гребенских казаков во главе с атаманом Данило Губиным. Казаки отрицали участие в действиях на стороне Степана Разина и просили о награждении их за службу. Они уверяли, «что… к воровским казакам, к Стеньке Разину, и к терским жителям, к ворам, не приставали, и служили великому государю, и терских жителей от воровства уговаривали…, и… казны, которую воры пограбили не имали» [110].

С 1677 года по 1682 годы Россия отражает набеги Крыма и Турции на свои территории. Так, например, в 1677 году крымский хан при поддержке Турции и Польши двинул свои войска к Чигирину. «На помощь русской рати из Терека был вызван Касбулат с его узденями, терскими и гребенскими казаками. Отряд Касбулата вместе с русскими войсками разгромил татар и турок под Чигирином, противник отступил и затем вовсе ушёл». Таким образом, сборный отряд Касбулата был важной ударной силой при разгроме крымско-турецкого войска под Чигирином. Заслуга Касбулата в этом сражении отмечается царём Алексеем Михайловичем в грамоте выданной князю.

После этих событий ни Турция, ни Крым не осмеливались начинать крупномасштабные военные агрессии на Северном Кавказе. России же открывались новые перспективы для более прочных взаимоотношений русского народа с народами Северного Кавказа.

В 70–90-е годы XVII века в Москву периодически отправлялись «станицы» терско-гребенских казаков «с просьбами» о выдаче государева жалованья, которое направлялось им ежегодно. В 1680 году казакам на Тереке послали денежного жалованья более чем на 1357 рублей, а в 1691 году было выдано 2020 рублей. При этом атаманам выделялось по три рубля, а рядовым казакам по два. Снабжали терско-гребенских казаков и различными «припасами». Каждый год на Терек посылалось более 12 пудов пороху и свинцу, причем атаманам полагалось по два фунта, а рядовым казакам по фунту. С челобитными терско-гребенских казаков о выдаче жалованья и «об иных своих нуждах» нередко отсылались книги и счетные списки, в которых указывалась численность терцев и гребенцов. Исходя из «списка», и выделялось жалованье и «припасы». Подобным способом российская администрация пыталась контролировать приток новых поселенцев и поощрять «особливым» вознаграждением «старых», «верных» атаманов и казаков. А за «крымские службы» – участие в Крымских походах 1688–1689 годов, из Москвы было прислано для раздачи 100 казакам 150 рублей «с полтиною», из них атаману два рубля, рядовым по полтора [111].

Таким образом, по мере усиления зависимости терско-гребенского казачества от Москвы постепенно шаг за шагом казачье войско включалось в новую структуру, превращаясь в составную часть русской армии. Российские власти использовали вольных казаков в качестве надежного гаранта российского влияния в регионе. При этом, взаимоотношения между Московским правительством и терско-гребенским казачеством долгое время напоминали контакты между равными субъектами.

Эдуард Бурда
Источник: apn.ru
Рейтинг: 
Средняя оценка: 5 (всего голосов: 2).

Категории:

_______________

______________

реклама 18+

__________________

ПОДДЕРЖКА САЙТА